На Лене-реке
Шрифт:
Сказать по совести, красноречием Федя не был одарен. Он даже завидовал людям, которые легко и свободно излагают свои мысли. Таня, а также и Андрей Николаевич не раз говорили Феде, что это дело наживное и зависит прежде всего от практики; но вот с практикой-то у Феди и не получалось.
Поэтому задание Тани — выступить на техническом кружке с отчетом о своей поездке — заставило Федю призадуматься.
— Пусть мне кто-нибудь поможет подготовиться, — попросил он наконец. — Ну, хоть Прохор Никодимович… Он писучий.
— Чем же он тебе поможет? — спросила Таня, улыбнувшись такой характеристике. — Он ведь не был на московской фабрике.
— Как
— А ты, как пономарь, прочитаешь. Нет, дружок, так не пойдет. То, что ты собирался ему рассказывать, ты и расскажешь нам всем. Будет куда лучше, чем сочинение Прохора Никодимовича декламировать.
Так и пришлось Феде не читать, а рассказывать. Конечно, все знали из газет о методе комплексной экономии Лены Кораблевой, но когда Федя рассказал, как вся фабрика целый день работала, не получая никаких материалов со склада, за счет сэкономленных в течение месяца, и по крупицам сбереженные дециметры кожи, граммы гвоздей, метры ниток превратились в конце этого рабочего дня в тысячи пар сверхплановой обуви — это произвело огромное впечатление.
— Вот это по-хозяйски, — сказала старушка Куржакова, — только подумать — на одной фабрике тысячи пар. А ну-ка, везде применить это. Как, говоришь, эту комсомолку звать-то?
— Лена Кораблева, — крикнула с места Саргылана.
— Умница, Лена, — тепло сказала Куржакова, как будто Лена эта стояла перед ней, — какое богатство народу подарила!
Но, как и в каждом деле, нашлись скептики.
— Чего ж тут особенного? — подал голос кто-то из последних рядов. — И раньше знали, что экономить надо. Экая, подумаешь, новость!
— А тыща пар за счет экономии — это тебе не новость? — ответили ему.
— Что ж, она одна их сэкономила? — не сдавался скептик.
Но его реплику заглушили гулом возражений, посыпавшихся со всех сторон.
— Не дают в обиду новаторов, — засмеялся Василий. Он сидел рядом с Таней в первом ряду и сейчас, обернувшись, с интересом прислушивался к разгоревшемуся спору.
— Да что вы так раскричались! — пытался урезонить спорщиков Калугин, который вел занятие кружка.
— Ровно мирской покос делят, — сказал Сычев и, только сказав, сообразил, что вряд ли кто тут поймет его сравнение — молоды.
— Товарищи! — Калугин встал и постучал карандашом по граненому стакану. — К порядку! Вопрос, слов нет, интересный. Стоит в нем разобраться. Только криком тут не осилишь… Кому слово? — спросил он, когда аудитория успокоилась. — Может, ты, Данилов, пояснишь, как тут понимать надо? — обратился он к Феде, который, устав пережидать, пока стихнет спор, вышел из-за трибуны и уселся с ним рядом.
— Пояснять мне нечего, — возразил Федя, — что видел, рассказал. По-моему, понятно.
— Давай, Танюша, внеси ясность, — сказал Василий вполголоса.
Когда Таня подошла к столу, за которым сидели Калугин и Федя, шум в зале стих.
— Что нового в почине Лены Кораблевой? — начала Таня. — Верно, тут кто-то сказал, что экономить мы старались и до этого. И экономили. И была от этого польза. Но давайте вспомним, как это у нас получалось. Один сэкономит, другой перерасходует, и на поверку только-только в нормы укладываемся. К тому же в одной бригаде, скажем, у заготовщиков нитки сэкономили, в другой — у затяжчиков — гвозди издержали все. А сапог сшить — нужны и кожа, и нитки, и гвозди, и многое другое. Поэтому если и получалась где какая экономия, то никто ее не видел, вроде между пальцев уплывала… А по методу Кораблевой не так. Все, что сэкономлено,
— Ну как, Вася, правильно я объяснила? — спросила Таня у Василия, когда собрание закончилось.
— Хорошо объяснила, — одобрил Василий. — Теперь могу быть в надежде, что у вас дело это пойдет. Начинайте смелее, а глядя на вас, и другие коллективы подхватят.
— Почему глядя на нас? — возразила Таня. — Пусть сами начинают.
— Во всяком деле, не только плохом, но и в хорошем, зачинщик нужен. Вот и зачинайте… на общую пользу.
— Ох, и хитер ты, товарищ инструктор, — засмеялась Таня.
— Не хитрей тебя, товарищ директор, — отозвался Василий. — Ну, ладно, похвалили друг друга и хватит. Пошли домой, Татьяна. Сегодня вроде пораньше домой попадем, — он посмотрел на часы, — четверть девятого.
— Четверть девятого, — спохватилась Таня. — Ай, Вася! Не пойду я домой. Мне к девяти в обком к Василию Егоровичу. А еще надо за Егором Ивановичем заехать.
— Вот те на! — протянул Василий. — Никак мы с тобой дома встретиться не можем, — и даже рукой махнул.
— Такие уж мы с тобой, Вася, ответственные стали, — вздохнула Таня. — Ну, иди, укладывай ребятишек, пока твоя ответственная жена государственные дела решает.
Еремеев пробыл в командировке четыре дня, и список посетителей, не попавших к нему на прием, не уместился на странице.
— Директор завода Парамонова вместе с Ынныхаровым приходили два раза и просили меня сообщить им, когда вы вернетесь, — доложил дежурный секретарь, подавая список Еремееву.
— Сообщите, что прошу их… сегодня вечером, часов в девять, — ответил Еремеев, немного подумав.
«Что это у них случилось? По пустякам Парамонова не пойдет к секретарю обкома. Тем более, приходили вдвоем… Неужто беда какая на заводе…»
Но думать так не хотелось. Скорее всего, пришли с просьбой поддержать какое-нибудь новое начинание. По таким делам к Еремееву приходили часто.
Еремеев вернулся из поездки в том радостно-бодром состоянии духа, когда особенно отчетливо осознается могучий размах общего строительства, а неизбежные во всяком деле трудности и помехи не то чтобы исчезают из поля зрения, но просто занимают в нем соответствующее их истинному масштабу место. Сама объективность оценки состояния дел служит тогда лучшим залогом успешного их дальнейшего хода.