На Лене-реке
Шрифт:
— Хочу рассказать вам, товарищи, — начал Кузьма Никитич, — что я думаю насчет нашей трубы… И что нам с ней делать… Так оставить нельзя. Тяги не хватает, пару мало… Впереди зима.
Он кашлянул, прикрыв рот забинтованной ладонью левой руки.
— Что у него с рукой? — тихо спросила Таня у Лугового.
— Ожог, — ответил тот. — Он лазил в неостывший дымоход.
— Специалисты из управления, — продолжал Кузьма Никитич, — говорят: нужно ставить леса и с тех лесов производить клепку трубы… Можно, конечно, и так… Но нам это не подходит… Долго…
— Месяц? — ахнула Таня.
— А работать как же в холоде? — услышал Перов хриплый голос Артемия Седельникова.
— Вот потому и не подходит, — ответил Кузьма Никитич. — Холод это еще не все. Сушилки и весь кожевенный цех без пара работать не могут. Значит, месяц простоя всему заводу.
— Месяц стоять, говоришь? А как же план? — взволнованно выкрикнул из задних рядов Ынныхаров.
— Выходит, нельзя нам месяц стоять. Значит, и леса ни к чему… Надо быстрее.
Кузьма Никитич подошел к стоящему в углу зала продолговатому плоскому ящику, открыл его, достал оттуда какой-то узкий высокий предмет и поставил его на стол.
Это был полуметровый отрезок трехдюймовой железной трубы, к которому двумя полосками жести был прикреплен деревянный стержень в палец толщиной. Верхний конец стержня сантиметров на тридцать возвышался над краем трубы.
Отойдя в сторону так, чтобы всем было видно стоящую на столе модель, Кузьма Никитич продолжал:
— Звено трубы целиком соберем на земле. Сварим его автогеном из толстых железных бочек. Это просто. Самое трудное поднять и укрепить его наверху.
— Вот то-то и есть, что поднять надо, — заметил Сычев.
— Но можно и это сделать. Вот модель, — Кузьма Никитич указал на стол. — Прочное двенадцатиметровое бревно, лиственничное, укрепим хомутами на трубе. Наверху бревна блок. Через блок лебедкой поднимем звено и установим. Вот и вся механика! — закончил Кузьма Никитич и, оглядев внимательные настороженные лица сидящих, неожиданно для всех широко улыбнулся.
— Трос вот только нужен надежный. Нет у меня такого.
— Достанем! Завтра будет, — крикнул с места Запрягаев.
Андрей с изумлением оглянулся. Начальник снабжения находился все время в негласной оппозиции к новому руководству завода. Был исполнителен и аккуратен, но инициативы не проявлял.
«И усача проняло», — подумал Луговой.
— Вот и вся механика, — повторил Кузьма Никитич.
— А бревно как поднять? — раздалось сразу несколько голосов.
— Тут пока что небольшая зацепочка, — нахмурился Кузьма Никитич. — Чтобы поднять бревно, надо вперед самому подняться. Блок укрепить на трубе. Но когда ставили трубу, забыли приварить скобы… Видно, думали, — улыбнулся Кузьма Никитич, — труба вечная, не придется ее чинить и незачем будет на нее лазить. А вышло не так. Скоб нет. Но подняться можно. Внутри трубы. Труба склепана из отдельных колец. Каждое кольцо из листа котельного железа толщиной двенадцать миллиметров. Высота кольца восемьдесят сантиметров. Сделаны кольца слегка на конус и насажены сверху одно на другое.
Кузьма Никитич остановился и перевел дух. Это была самая длинная речь в его жизни. Все молча смотрели на него.
— Надо взобраться… А как? Возьмем железный прут потолще, длиной точно по диаметру трубы и положим его на эти ступеньки. Поднимемся и положим следующий. И так до верха. Получится лестница. Можно по ней подняться и какой надо инструмент захватить.
— Здорово! — закричали из зала.
— За этим он и в дымоход лазил, — пояснил Луговой Тане.
Таня кивнула, не отрывая восхищенного взора от Кузьмы Никитича.
— Очень хорошо придумал механик! Золотая голова! — крикнул Егор Иванович.
— Хорошо, да не дюже, — улыбнулся Кузьма Никитич, — еще одна зацепочка есть. Но тут уж не я виноват, а батька с маткой.
Недоумевающие взоры уставились на него.
— Не то труба узка, не то я широк, — продолжал, улыбаясь, Кузьма Никитич, — а только мне выше, чем до середины, не добраться… И вот нужен такой хлопец, чтобы и мал ростом и смел духом. Тогда трубу восстановим… И не в месяц, а в несколько дней… Вот и все.
Дружными аплодисментами наградил зал Кузьму Никитича.
— Вопросы есть? — спросил председатель.
Вопросов оказалось много. Кузьма Никитич обстоятельно отвечал, разъясняя все детали своего проекта.
Перешли к прениям.
— Не зря мы надеялись на нашего Кузьму Никитича, — сказал выступивший первым Сычев, — тут Егор Иванович хорошо сказал, что золотая у него голова. Я хочу сказать, что и душа у него золотая. Правильная, честная душа. Он не побоялся на этот рискованный способ пойти. Потому что одна у него забота — военный заказ выполнить. Дело ясное. Принять надо его предложение. А мальчика надо поискать подходящего.
Поднялась комсорг Ольга Черненко.
— Завтра утром же соберем молодежь. У нас есть отличные ребята-физкультурники и, конечно…
— Зачем собирать? — перебил ее громкий голос из задних рядов.
Все оглянулись.
В проход между рядами стульев вышел Федя Данилов. Он быстро подошел к сидевшему впереди Перову и, смело глядя ему прямо в глаза, громко сказал:
— Андрей Николаевич, разрешите мне. Я сумею.
Снова раздались аплодисменты. Перов встал и крепко обнял покрасневшего Федю.
— А если мальчик сорвется и упадет? — с тревогой спросила одна из женщин.
— Я не упаду, — уверенно ответил Федя, поворачиваясь на голос.
Протокол партийного собрания Луговой послал начальнику управления. Самоходов внимательно прочитал протокол и докладную директора завода и направил их Кравцову.
— Обождите минутку, Казимир Викентьевич, — сказал Кравцов, когда ему подали бумаги. Струйский остановился и с неудовольствием посмотрел на начальника отдела: он не любил, когда его перебивали.