На Лене-реке
Шрифт:
Кононов вышел из детской и бережно задернул шторку. Таня стояла у окна; услышав шаги Кононова, она обернулась.
— Откуда вы сейчас, Алексей?
— По совести сказать, — невесело усмехнулся Кононов, — из самого пекла. Из-под Воронежа. Только небольшую посадку в госпитале имел.
«Воронеж» — слово это словно ожгло Таню, но она не успела еще задать вопросов, как Кононов опередил ее:
— С Василием мы в одном взводе были, он помкомвзвода, я командиром отделения.
— Как же он? — кинулась к нему
Кононов не ответил прямо на ее вопрос.
— Много мне вам рассказать надо, — он вопросительно посмотрел в сторону Феди.
Федя понял, что Кононов хочет поговорить с Таней с глазу на глаз.
— Я пойду в клуб, там сегодня постановка, — сказал Федя, оделся и вышел.
Таня, встревоженная словами Кононова, молча глядела на него. Он сидел, устало опустив голову.
— В последнем бою я вместе с Василием был, — начал он, когда за Федей закрылась дверь. — Страшный бой был. Василий недалеко от меня лежал… Снаряд ударил совсем близко от нас. Мне осколком руку перебило, — он ткнул пальцем в предплечье левой руки, — и контузило крепко. Очнулся я в медсанбате… Василия там не было…
Кононов говорил медленно и глухо, с трудом подбирая слова.
— Из роты приходили, разыскивали его среди раненых… Не нашли… Я потом в госпитале лежал в Казани. Оттуда уже выписали…
Таня в продолжение всего рассказа, не отрывая глаз, с тревогой смотрела на хмурое лицо Кононова и пыталась поймать его устало опущенный взгляд. После слов «не нашли» она бессильно опустилась на стул и спросила срывающимся шепотом:
— Не нашли… Значит, погиб?
— Скорее всего так, — глухо ответил Кононов.
Таня опустила голову на руки и заплакала.
— Говорила мне сестра в медсанбате, троих тяжелых сразу же на санитарном самолете увезли в тыловой лазарет. Может, он туда попал… Только, как она объяснила, по обличию не было среди них Василия. Так что, как мне тебя обнадежить…
Наступившая тишина прервалась резким шипением, Таня встала, не вытирая заплаканного лица, сняла чайник с плитки и поставила его на стол. Собирая посуду и ужин Кононову, она двигалась по комнате с потухшим, остановившимся взглядом, неслышно и медленно, как лунатик.
— Кушайте, — сказала она Кононову.
Кононов подошел к порогу и, нагнувшись над котомкой, развязал ее, неловко действуя одной правой рукой, достал бутылку водки и поставил ее на стол.
— Танюша, — позвал он ее.
Она повернулась.
— Иди выпей. Полегчает на сердце.
Таня достала из буфета стакан и подала ему. Он наполнил его водкой.
— Нет, мне не надо, спасибо, — отодвинула Таня протянутый стакан. — Горе не зальешь.
Она снова отошла в окну и села, облокотясь на подоконник.
Кононов нерешительно посмотрел ей вслед, потом махнул рукой, поднес стакан ко рту и, не отрываясь, выпил.
Таня, погруженная в свои
Вся ее жизнь припомнилась ей.
Далекое детство… Приезд в Приленск… Знакомство с Василием… Счастливая жизнь в этом доме… Проводы…
«Дождусь тебя», — сказала она ему тогда. И ждала… А теперь чего ждать?..
Тяжелая рука легла ей на плечо. Вздрогнув, она оглянулась.
Перед ней стоял Кононов. Лицо его побледнело, спутавшиеся волосы нависли на лоб, в глазах гулял хмельной огонек.
— Танюша, — сказал он, и Таня невольно поморщилась от винного духа, пахнувшего на нее, — бобыли мы с тобой оба. Детям моим ты давно мать. Прими меня к себе, Танюша.
Таня отвела его руку и спокойно, но строго сказала:
— Нет, Алексей! Этого не будет. Полюбить я тебя не смогу, а жить с тобой так или из жалости не стану.
И, увидев, как потемнело лицо Кононова, прошептала:
— Ты на меня не сердись… Моя доля и без того нелегкая.
Кононов нетвердыми шагами отошел к столу и тяжело опустился на скамью.
— И еще вот что, — подошла к нему Таня, — пока похоронной не получу, Вася для меня жив. И я тебя очень прошу, Алексей, никому не говори, что он погиб. Я верю, что он вернется.
Когда Федя пришел из клуба, Кононов уже спал на его постели.
Таня сидела у окна и, подпершись рукой, смотрела в темноту.
— Постели себе на лавке, Федя, — сказала она и снова отвернулась к окну.
Федя подошел к ней и начал рассказывать о клубном вечере.
— Ложись, Федя, — тихо остановила она его.
Федя понял, что ей не до него. Он осторожно отошел и быстро улегся.
В доме все спали. Таня одна сидела неподвижно перед темным окном.
«Верю, что он вернется», — сказала она Кононову. А верит ли она? Да, верит. Если бы не верила, то чем тогда жить?.. Но можно ли так?.. А дети? А работа?
«Каждый должен все силы положить для победы», — сказала она Луговому. И незаметно мысли ее перешли на другое. «Вы уже шагнули дальше», — ответил ей Луговой. Нет, неправильно он сказал… Вася коммунист, а она… ей далеко еще до него. Вспомнилось, как Вася однажды пришел домой поздно вечером радостный и возбужденный.
— Приняли в партию, — сказал он ей гордо.
Это было давно-давно…
И, как естественный вывод, пришла мысль, показавшаяся предельно ясной и единственно правильной: «Я должна быть в партии. Если Вася вернется, он увидит, что я не отставала от него, боролась вместе с ним. Если не дождусь… Заменю его».
Таня осторожно подошла к полке, где лежали Федины книги, нашла лист бумаги, чернила и ручку и ушла на кухню, чтобы не тревожить спящих.
Долго она сидела за столом. Перед ней лежал лист бумаги с тщательно выведенными ровными строчками: