На моей планете сегодня дождливо
Шрифт:
Рома усмехается, но тихо, спокойно:
— Ты же сама сказала, что я этого хотел. Ну вот, получил. Хотел, потому что я — гребаный эгоист. Для меня твои открытия в сущности ничего не меняют. Похоже, что от них пострадала только ты сама.
Он улыбается, чувствую это, но не знаю, что возразить. Поэтому Рома продолжает сам:
— Кира, а что изменилось для тебя? Ну узнала — и что? — он чувствует, что я в ступоре. Раскачивает меня: — Почему тебя это испугало? Думаешь, что я с собой не справлюсь? Что могу доставить тебе неприятности?
— Нет, —
— Что буду мешать вашим с Денисом отношениям?
— Нет… Да и нет никаких отношений.
Он вздыхает. Вряд ли и ему хочется углубляться в эту тему:
— Прости, но тогда я не вижу причин для твоего страха и такого кардинального изменения отношения ко мне.
Я не знаю, как ему объяснить. «У моего сознания с твоим какие-то свои танцульки?», или «Я люблю Дениса, но в твоих мыслях уже сделала все немыслимое, будто сама в этом принимала участие?», или «Твой мозг только что пытался всосать меня через телефон?». Отвечаю:
— Ты прав. Просто мне не хочется обременять тебя… своим присутствием.
У него действительно идеальная психология! Он принял вываленное моментально, проанализировал, переключился, он уже смеется непринужденно:
— Ты там что-то не так прочитала! Кира, я хочу тебя видеть! — объясняет спокойнее: — И хорошо понимаю, что к чему. Лучше, чем ты успела понять во мне. Безответность — это вообще не мое, я слишком эгоцентричен для этого. Вся эта… симпатия… она уже проходит. Ты читала меня когда? Больше недели назад? В фазе обострения. Сейчас уже все совсем не так.
— Честно? — чувствую безотчетное облегчение.
— Абсолютно. Если хочешь, я могу приехать прямо сейчас, чтобы ты прочитала и убедилась.
— Не надо, — знаю наверняка, что он не лукавит. Как и говорила Аленка, как и он сам понимает, у его чувств ко мне не было объективной природы — просто вспыхнули, отгорели и закономерно затухают. — Я верю тебе, Рома, и очень рада. Потому что я не смогу разлюбить Дениса.
— Да знаю я, знаю! — улыбается. Он спокоен и открыт для меня: — Хорошо ведь, что мы поговорили?
— Очень, — искренне.
— Тогда напоследок совет специалиста: просто выспись. Не поверишь, как банальный сон все расставляет по местам.
— Спасибо, Ром.
Он отключается первым. Трубка еще недолгое время отдает слабым мерцанием. Мне уже гораздо легче, а когда я высплюсь, как следует высплюсь, то смогу уже подумать и о Денисе. Тот совсем от рук отбился — ни холодно, ни горячо! Пора выдумывать стратегию, чтоб никуда от меня не делся!
Но сон не идет. В голове всплывают кадры из моей жизни за последние три года. Вот Денис с очередной блондинкой, она потрясающе яркая, он целует ее при всех. А потом другая, рыжая Анечка — не красавица, но расцветает на глазах, когда они начинают встречаться. Денис поет с Аленкой. Денис стоит перед моим домом в одних трусах. Денис, Денис, Денис. Да, он видит меня очень красивой, но что я могу противопоставить всей этой толпе его бывших, настоящих и будущих?
Выпиваю успокоительное, мне надо уснуть. Мучаюсь
Нехотя встаю, собираюсь, пес уже тоже готов, мгновенно перейдя в режим «гулять». Беру зонт и натягиваю теплую куртку с капюшоном.
Дождь на улице стоит почти непроницаемой стеной. Отпускаю Барсюлю с поводка у самого подъезда — он сам знает, куда бежать. На улице никого, поздно уже, а такая романтическая погодка — дополнительный аргумент, чтобы отсидеться дома. Но на овраге не могу разглядеть, куда подевалась моя собака. Зову. Порывом ветра у меня вырывает зонт из рук. Сквозь темноту и дождь ищу, куда он отлетел. А вон и Барсюля — бегает неподалеку кругами. Наклоняюсь за зонтом, но нога едет вперед по слякоти, за что-то запинаюсь, но не успеваю ни за что ухватиться от неожиданного головокружения. Срываюсь куда-то вниз.
Меня будит лай. Выплевываю изо рта грязь. Все тело страшно болит, но пытаюсь подняться. Нога, очевидно, сломана, уж сильно тревожит резкая боль и колено неестественно вывернуто. Выбраться из оврага будет сложновато. Голова снова кружится, я провожу пальцами по лбу и смотрю на ладонь. Дождь быстро смывает кровь. Опять теряю сознание. Кто-нибудь, заткните эту собаку! Мне нужно выспаться!
Но пес не унимается, тычется мордой мне в лицо, снова лает, заставляет с трудом открыть глаза. Едва я пытаюсь пошевелиться, сознание тут же колышется. Видимо, травма головы достаточно серьезная. Сил хватает только на то, чтобы повернуть голову на бок, от дождя. Я не выберусь. Я не выберусь отсюда.
Пытаюсь кричать, звать на помощь, но получается только хрипеть. Да и не докричусь я, никого поблизости попросту нет. Хотелось бы уснуть, я не хочу умереть, захлебнувшись водой с грязью.
Если бы я взяла с собой телефон, то возможно смогла бы достать его из кармана. Последний вызов был от Ромы — мне достаточно было бы нажать две кнопки, и тогда он уже сейчас был бы здесь. Через полторы секунды он был бы здесь, потому что это Рома. Если бы кто и спас меня, то только он. Теперь я уже не сопротивляюсь обмороку, теперь уже бессмысленно. Конец боли.
Открываю глаза и уже не удивляюсь обстановке. Я просыпаюсь в этой комнате уже третий… нет, четвертый день подряд.
Надо побриться. Я уже выгляжу как бомж, меня так скоро в собственный Центр запускать перестанут. Так, сначала на работу, потом в больницу. Я бываю там каждый день, но в реанимацию не пускают. Разговариваю с врачами, но ситуация не меняется. Она в коме. Прогнозы оптимистичные, она может очнуться в любой момент, но этого не происходит. Нам бы уже позвонили, если бы она проснулась. Нам бы уже позвонили, если бы она умерла. Ничего не происходит.