На небесном дне
Шрифт:
из чёрной «Волги» трансцендентной
гэбэшники – лет шесть назад, —
ловя последних пациентов.
Смурные муровцы вот так
ждут появления убийцы
на месте преступленья. Мрак.
Но от закона не укрыться.
Так ждали мы кого-нибудь,
кто б согласился ехать с нами…
Уж Марьивановна с цветами
к нам притулилась отдохнуть.
Но, коль судьбу сравнить с весами,
склонила чашу лишь чуть-чуть…
Опять
про нефть, про цены на бензин,
делёжку прибыли с завгаром:
– Зачем ему пахать задаром?
Пускай стоит! —
…Над головой,
над крышей «рафика» – неужто
цикады?!
– Подводить не нужно —
хороший парень, молодой, —
муж успокаивал блондинку.
– Мне с ним не спать. —
…Сверлили тьму
цикады…
– …переходим к рынку…
– А жаль!
– О чём ты? Не пойму…
Хороший парень… (Вновь цикады!)
– Так, может, доллары дадим? —
съязвила ты.
– Вот так не надо, —
блондинка, зло («Не спать мне с ним!»).
Тут я не вынес:
– Палестина
куда милей Кувейта вам,
а чем, простите?
Не простила,
влепила:
– Наши храмы там.
…Чего б хотелось? Жить сперва
своей конечной жизнью частной,
к всеобщему не столь причастной,
как в наших весях века два
подряд, – и без поводырей,
идей, затей, знакомых – общих
(вагонов, мест)… Хотелось, в общем,
на пляж пустынный поскорей!
Но вновь: гармонии хотим —
рок барабанит нам другое.
…Грузин курил. Шофёр ходил.
Потом – стоял. И на него я
смотрел, как Кашпировский на
больной народ с телеэкрана.
Но под гипнозом, как ни странно,
не дёргался он ни хрена!
…Мы простояли три часа.
Разговорились и сроднились.
Мы б для ковчега не сгодились,
но для музея хама са–
ветикуса – в самый раз.
(А что ошибки просочились —
масковский выговор у нас.)
3
Четырёхстопный ямб мне надоел…
…И мне он опротивел, наконец! —
затёртый, нудный, преданный, ретивый
холуй, извозчик тупо-терпеливый —
вот только бы доехать и – конец…
Но как же звёзды здесь осатанели! —
сверкали, как рыбёшки на мели,
как битые стекляшки на панели
средь нашей разухабистой земли…
Грузин курил (стрельнуть
да времена не те…), шофёр уже
лёг на баранку (у, баран!) …О, где ты,
завгар? Ужель ночуешь в гараже?
Нет, ты сейчас вздымаешь тост последний
над изобильным всё ещё столом.
Поспать бы нам! Ну а тебе – поспеть бы
всех обласкать до света за стеклом…
Не раз мы за твоим столом сидели,
слыхали, что не в угощенье суть —
лишь в уваженье… Так ли, в самом деле,
завгар, завхоз, завмаг, зав-чем-нибудь?
Но пусть тамбовский волк тебе товарищ,
а гусь – свинье, и мир с ума сошёл,
мы и сейчас – покуда угощаешь —
спешим за твой вечнозелёный стол…
О Грузия! Приют поэтов русских,
блондинок тусклых чистый водопой,
на тропах узких, поворотах резких —
как в этот раз останешься собой?..
Россия, о! В твоём дыханье зимнем
согрев свои начальные лета,
наглец, как я завидовал грузинам,
что родина у них не отнята!
Как вспоминал наш домик в три окошка
(и в каждом – вьюга, вата, конфетти),
день ото дня осознавая то, что
лишь в нём одном ещё ютилась ты.
Но стоило по щучьему веленью,
по своему хотенью – из ворот
шмыгнуть – и в то же самое мгновенье
навстречу выступало населенье
и мало походило на народ.
…Вздохнула Марьивановна: – А вот
вчера пришельцев встретила – цветочки
купила тоже – сколько же хлопот
им с нами, ой!.. – Седой ответил: – Точно,
не любят нас нигде. – На что грузин
напомнил вновь о ценах на бензин.
– …им Землю без людей спасать сподручней!
Сегодня заглянула в магазин —
дают треску – взяла на всякий случай…
– А где же девочка? – спросила ты.
– Не прилетела… Вот, возьми цветы… —
Какая в гладиолусах печаль
высокая!..
И вдруг – да неужели? —
мотор затрепыхался, заворчал —
завёлся! – И… – ну что, не зря стерпели?
не зря сдержали вечный свой порыв
отдать последнее? – ну, слава богу! —
мотор гудел!.. Водитель, прикурив,
дверь распахнул – и – вышел на дорогу…
Как – сквозь стекло – блестел кремнистый путь!
Вот – вот тот мир, где с жизнью мы связались…
Как хорошо, что можно отдохнуть
хоть на груди твоей – другим на зависть…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Неполноценная замена