На осколках цивилизации
Шрифт:
Иногда всё же не верилось, что можно так беспечно жить и что вообще где-то есть такая жизнь; за полуобвалившимися останками цивилизованной жизни и озверевшими людьми невозможно было разглядеть нечто подобное, что проживали сейчас Джон с Чесом. Тогда хаос резко обрушился на мир; отдельный мини-хаос ворвался в жизнь Джона в лице Чеса, открывшего ему ясный взгляд на происходящее. Потом потихоньку судьба стала вычёркивать лишних, по её мнению, людей из жизни Джона и пустила его самого на волю центробежных сил, раскручивающих его по кругам Ада. И Чеса не могло не зацепить вместе с ним. После этого всего трёхразовое обильное питание, полдники, чистое бельё, продолжительный сон и частые прогулки — всё это казалось земным, невозможным Раем. И сам факт того, что Джону больше не нужно скрывать нечто в их отношениях с Чесом, спрашивать, почему он делает так или иначе, почему
За больницей находилась чудесная, но маленькая аллея из пожелтевших деревьев. Там стояли большие удобные скамейки, и гулять можно было в любое время. Джон и Чес любили мотаться там, иногда заходя на газон и садясь под деревья: почему-то так было лучше. Им удалось немного познакомиться с другими больными именно благодаря этому месту. Люди, хоть порой и лечились от чего-то более существенного, чем они с Чесом, были добры, вежливы и разговорчивы. Джон поначалу относился ко всему скептически, но благоприятная обстановка размягчала его. Постепенно страшные моменты прошлого стирались из его памяти, но всё-таки… всё-таки они были словно след от хорошо заточенного карандаша: вроде, какую-то часть резинкой стереть можно, но вмятины остаются такие, что не составляет труда прочесть, что здесь было написано. Также оказалось и в памяти Джона: каждое печальное событие оттеснило в его душе своеобразное болезненное клеймо. Кровь от них уже давно стёрлась, а раны зажили, даже резь прошла, но вот само клеймо будет, скорее всего, ещё долгое время.
Джон часто думал об этом, особенно когда покидал безупречно светлые стены больницы: в них никак не могло подуматься о таком. И сегодня, спустя пять дней или больше с их прибытия в Хайд, Джон и Чес до обеда решили проветриться в аллее. Они даже облюбовали своё собственное место: в конце аллеи росли старые дубы, и, если зайти поглубже в маленький лес, идущий за аллеей, можно почти скрыться от лишних взглядов и подумать о чём угодно. Там росло уже долгие столетия дерево, о большие выпирающие корни которого можно было упереться, как о спинку стула. Они не боялись застудиться, хотя погода, мягко говоря, не радовала: день ото дня становилось пасмурнее и холоднее. Скорее всего, когда выйдет солнце, они и не узнают, что это оно; уже и забывалось то, что это штат Калифорния, где почти всегда тепло и комфортно и весь день греет солнце.
Чес сидел рядом, иногда они болтали о мелочах, рассуждали вслух, что могло произойти с миром, раздумывали, как им действовать дальше, даже решили, что мечта о домике рядом с морем не так уж и невозможна. Креймер любил прикасаться к нему, редко — класть голову к нему на плечо и слушать отдалённый шум незатейливых разговоров на аллее. Они успели познакомиться почти с каждым обитателем этого места, слушали их непростые истории, рассказали очень вкратце свою. На вопрос, что же произошло в мире, никто не знал точного ответа: местные, что жили здесь до катастрофы, лишь слышали далёкие погромы да пару раз замечали на небе непонятные летающие устройства, которые даже рассмотреть нормально не удавалось, а пришедшие сюда жили недалеко от Хайда, поэтому видели, как падала цивилизация, чуть подробнее, но всё же не так подробно, как Джон с Чесом. Их рассказы о первых минутах катастрофы слушали с разинутыми ртами; на них смотрели в некотором смысле как на героев, что сумели вылезти из-под обломков и выжить. Правда, Джон ни разу не упомянул об их с Чесом мини-расследовании до катастрофы, о каких-то странных установках и о влиянии. Он решил оставить эти открытия до лучших времён, когда их слушателями будут не рафинированные почти безоблачной жизнью люди, а интересующиеся этим, готовые провести исследование.
— Знаешь, а я всё же лелею мысль о том, что мы сможем захватить чей-то дом, — вздохнув, Чес с лёгкой улыбкой повернулся в его сторону. — Ты, конечно, думаешь, что это банально и глупо.
— Даже если быть точно уверенными, что около побережья людей обстреливали так, что напугали их… А мы заметь, этого точно не знаем, — акцентировал Джон, — то что прикажешь делать, если и хозяева вернуться в свои нагретые места?
— Объявить политику: кто первый занял, того и дом! — Чес рассмеялся, однако Джон хмыкнул, всерьёз заинтересовавшись этой мыслью. Подумав немного, он выдал:
— Я почему-то уверен, что, в каком-то смысле, это так и будет. Однако, знаешь, это будет ещё не скоро… Нам бы лучше подумать о том, чем бы заняться после выписки.
Они стали перебирать варианты работы, которые им могли предложить. Джон, между прочим, во
В этот момент, когда Джон раздумывал, Креймеру странным образом, видимо, пришли подобные мысли, и он тихо выдал:
— Знаешь, я до сих пор не верю, что меня наконец перестанет лихорадить в личном плане. Я ведь был… все эти годы словно брошенная голодная собака, — он усмехнулся, отобрал у Джона листок, стал вертеть его у себя в пальцах. — Мотался туда-сюда, от одной к другой… Каждый раз пытался приютить своё сердце у кого-нибудь, но места для меня там уже не было. Понимаешь? — он пристально, но насмешливо посмотрел на Константина. — В конце я подумал, что, вероятно, для меня у высших сил не нашлось пары, с кем я мог бы не думать, кто я, чего стою, а мог бы просто наслаждаться жизнью.
— В этом плане я просто твоя копия, — Джон отыскал ладонь Чеса и сжал её, а сам глянул наверх, на качающиеся от ветра кроны. — Кроме этого, у меня на всю жизнь осталась в сердце вина за Дженни… — что-то при этом имени в горле у Джона резко перекрывалось, и вместо слов оставался сиплый шёпот. Он не решился продолжить и замолчал; Чес крепче сжал его руку и медленно вздохнул. Эти мрачные мысли, наверное, единственно могущие ввести Джона в глубокое расстройство, развеялись восклицаниями о начале обеда. Сам Константин старался как можно реже вспоминать свою дочь, у которой день рождения почти совпал с началом неминуемой гибели для неё. Он помнил её удивительно тихой, но послушной и розовощёкой девочкой; не повезло ей родиться в разгар какого-то чудовищного эксперимента над человечеством со стороны внеземных цивилизаций. Ну, или не эксперимент; по крайней мере, в её рождение точно работали эти установки; Джон и сам был под влиянием. Но вместе с этим воспоминанием он хранил и другой её образ: бледная, умирающая, она смотрела на него с удивлением, беззвучно спрашивала папу, почему ей так плохо, почему это вышло с ней, а он не мог ответить. Никто не мог. Судьба использовала её душу в качестве урока Джону. И он его со скрипом усвоил.
Тогда только Чес вывел его из этого омута самобичевания, несмотря на его заскоки и нежелание. Тогда-то он и стал понимать, что этот парнишка — его всё; и всегда был им.
Впрочем, прошлые мысли хорошо выдавливались из головы настоящим, столь ярким и насыщенным событиями.
После выписки из больницы Джону и Чесу, оздоровившим, без единой царапинки, разве что с оставшимися шрамами, Клара предложила варианты работы. Самой лучшей оказалось должность повара в местном кафе, пользующимся популярностью здесь. Чесу же предложили быть барменом. Платили прилично, так что зажить можно было не бедно, но и не слишком шикарно. Жить предложила Клара в большом двухэтажном доме на втором этаже; первый занимали женщина с ребёнком. Общими были душевая, находившаяся вне дома, и кухня. Соседи почти сразу нашли между собой общий язык.
Наверху пришлось прилично прибраться. Денег должно было хватать на всё и всегда: учитывая их своеобразное пособие и чуть большее — пособие Чеса, можно было не экономить, как в Ранчо-Парк. Даже все нужные лекарства удалось купить почти сразу: всё, что нужно было Креймеру, здесь было в достатке и стоило недорого, так как именно эти препараты не пользовались особым спросом в Хайде. Джон наконец мог облегчённо выдохнуть: Чес потихоньку лечился и становился совершенно здоровым.
Однако сразу же после выписки настал важный для парнишки день: день его рождения. Администрация подарила ему несколько нужных в хозяйстве вещей и двести долларов. Часть денег Джон с Чесом решили откладывать и копить: уже с самого начала получалось довольно приличное сбережение. Джон говорил, что это на случай, если домик у океана не удастся захватить, а придётся покупать по-цивилизованному.