На осколках цивилизации
Шрифт:
Это сообщество по расследованию катастрофы и правда никак не мешало им, не доставляло лишних проблем. От них требовался лишь редкий пересказ подробностей, которые быстро документировали местные журналисты. К тому же, они часто пересекались с художниками — те хотели изобразить устройство тех самых установок. Выходило не очень похоже на оригинал, но никто не расстраивался и они продолжали. Джеймс делал вылазки вместе с отрядом — по-хорошему, в сообществе в основном были разведчики, — и, кажется, можно было сделать вывод, что обстрелы прекратились. По опросам чуть ли не самих жителей Ирвайна (отряд доходил и туда) даже ни одного летающего корабля не было видно на небе. Джеймс решил тут же выступить
После этого воскресного заявления Чес, как только они дошли до дома, радостно признался ему:
— Ещё совсем немного осталось подождать, Джонни! В августе поедем к океану и начнём выбирать дом. Конечно, не терпится уже сейчас, да и другие люди тоже созреют к тому времени, но, к сожалению, я опасаюсь, что мы будем не в безопасности. Да и дороги ближе к побережью наверняка ещё оставляют желать лучшего… — Джон был с ним полностью согласен: какая разница, сколько им ещё ждать? Ведь в этом кусочке Рая ожидание скрашивалось приятной жизнью. Тогда почему бы и не остаться навсегда, задавали они себе этот вопрос? Просто-напросто потому, что мечта иметь целый собственный дом, а не ютиться на втором этаже, а каждое утро находить взглядом молочно-бирюзовую гладь была слишком обольстительна.
Да и время словно слушалось их: когда надо, почти останавливалось, а иногда скакало как бешеное. И Джон реально начинал думать, что судьба всё же как-то награждает ветеранов войны с собственными чувствами и с миром вообще.
С Чесом жилось даже как-то слишком идеально; Джон уже сожалел, что столько лет насиловал себе мозг женщинами, когда, в общем, тихое, чудесное счастье с зеленовато-карими глазами было совсем рядом. И да, именно после того, как они немного пожили в Хайде, глаза Креймера почему-то стали поблёскивать изумрудным светом. Может быть, это его радость вырывалась наружу? У всех она разного цвета, вероятно. И у Константина наверняка было что-то подобное, просто на себе, конечно, никогда не заметишь.
Джон видел, что они с Чесом построили некий уют в их отношениях. Чего не было у него, Константина, никогда. И чем больше он доверял пареньку, тем сильнее чувствовал себя настоящим собой, а не той параноидальной куклой с ледяными глазами. И это открытие немало удивляло его: он-то думал, что будет, превозмогая боль и ненависть к себе, продираться к этой любви. А оказалось всё просто: испытал горечь в начале, а потом уж припеклось на сердце — ничем не отдерёшь. И пусть многое в этих отношениях было непривычно, по большему счёту Джон был абсолютно счастлив. И знал, что Чес точно такого же мнения.
Лето было тёплым, но не калифорнийски жарким, что, впрочем, не могло не радовать. Солнце стало появляться чаще, весенние облака улетели на Аляску, а небо стало иссиня-светлым, таким чистым, что уже и забылось, как более полугода назад его бороздили неведомые огромные корабли и превращали города в пыль. Об этом и не хотелось вспоминать, впрочем. В июле Джону и Чесу дали отпуск на две недели, и они лениво провели его, то беззаботно валяясь дома на одной кровати, рассуждая о всяком смешном и безрассудном, то мечтательно слоняясь в тени прохладных деревьев и устраивая там пикники. Несмотря на сезон отпусков, уединённое местечко этим потрёпанным, ещё гудящим от прошлой боли душам этот лес охотно предоставлял. А ближе к августу радостно прогрелась речка,
Пляж, конечно, не песчаный — каменный, но было даже что-то сокровенное в том, чтобы, выходя или входя в воду, постоянно спотыкаться, качаться туда-сюда и в итоге падать. Джеймс подтвердил им, что вода абсолютно чистая, они даже пробу взяли, и что никакой завод в неё свои отходы не выбрасывал. Купались в речке недолго — двадцать три градуса всё-таки, вода бодрящая, да и солнце иногда стыдливо скрывалось, оставляя плавающих наедине с прохладным течением; плюс, к тому же, не разрешали переплывать реку из-за сильного течения — в тридцати метрах от берега уже плавали буйки. Так уже было неинтересно: в чём смысл реки, если её нельзя переплыть? Но это, правда, чистые капризы, возросшие только благодаря такой довольной, неторопливой жизни в Хайде.
Греясь на солнце или выныривая со дна реки вместе с каким-нибудь камнем или ракушкой, Чес любил рассказывать ему, как это будет у них совсем скоро, только рядом с океаном. Он искренне надеялся, что они ещё искупнуться в солёной воде и позволят волне захлестнуть себя. «Знаешь, никогда не любил волны, но почему-то соскучился… да и вообще давненько не бывал у побережья! Говорят, если жить рядом с океаном, появится ощущение ночью, будто спишь и качаешься на волнах, но потом проходит, конечно…». Он мог рассказывать часами, а Джон мог часами слушать его, изредка убирая с его головы водоросль или стряхивая с его плеча мелкую гальку, которая отпечаталась на его коже, пока он возбуждённо рассказывал, лёжа на спине.
На теле Чеса зажили все раны, остался только небольшой шрам выше бедра — его, Джона, шрам. Но это было даже несколько интересно, говорил Чес, типа боевых ранений. Константин всегда на таких моментах недовольно цокал и закатывал глаза.
Таким небрежным, тихим темпом они, наконец, дожили до момента, когда, проснувшись рано, в пять часов, и растолкав Джона, Чес важно объявил, что они должны выехать сегодня и до обеда. Константин, потирая глаза, недовольно ворчал и пытался перевернуться на другой бок, но его напарник был неугомонным и разбудил его таки, раскачивая за плечи туда-сюда.
— Именно сегодня и именно так рано… почему? — наконец присев на кровати и зевнув, фыркнул Джон. Чес, превратившийся в быструю юркую искорку, успел пролететь по комнате и одеться. Глаза его сияли слишком неподдельно, даже как-то необычно, как у древнегреческого бога.
— Не знаю, вот уж правда… Я проснулся и понял, что сегодня, четвёртого августа, мы обязаны поехать и никак иначе. Чтобы выехать быстрее, давай сделаем так: сейчас соберём в эти мешки всё, что нам понадобится. Потом забросим это в багажник, поедим, умоемся. К тому времени проснуться все остальные в деревне, — парнишка сел на кресло и сделал сверхважный вид, едва скрывая за ним обольстительную улыбку. — Дальше добьёмся разрешения от Джеймса на выезд — вроде бы, ещё нельзя так просто выйти отсюда, — и рванём в путь. Надеюсь, к вечеру мы будем уже у Тихого океана выбирать дом и…
— Чес, Чес! — прервал его Джон, нахмурившись. — Это слишком спонтанное решение. Ты случаем не думал, что будет с нашей работой? То есть ты считаешь, что мы нормально сегодня уволимся, никого не предупредив? А куда именно мы собираемся поехать? Что будет, если не найдём дом? А если найдём… вдруг мы будем совсем одни в том районе? Тогда откуда возьмётся еда и твои лекарства? — Креймер тут же скривил недовольное лицо и угрюмо хмыкнул.
— Вот ты зараза, Джон! Ну, хорошо, сейчас я тебе отвечу на все вопросы… — Чес резко встал и, в два шага оказавшись рядом с ним, поднял его за подбородок своими горячими пальцами.