На осколках цивилизации
Шрифт:
— Вот в чём дело: чтобы понять это, потребовалось свершиться целому дантевскому Аду. Нет, я серьёзно, это не простые преувеличенные словечки. Просто собери в единое целое то, что мы прошли, и ты сможешь увидеть все круги. Типа первый круг, у Данте называемый Лимбом, где сидят не такие уж лихие грешники — это была наша первая группа, помнишь? Странные правила, странные люди, мы потом наплевали на них и пошли своей дорогой. Я думаю, они там и сдохли, в этом доме…
— Я начинаю смекать, о чём ты… — до Джона вдруг дошло всё в непривычной ясности. — А второй круг у Данте, если не изменяет память, похоть. Там были наши вечно пьяные и молодые дружки, которым кладбищем стало место их сладострастия.
— Помнишь, каким неземным блаженством было утром увидать свет солнца? Я был счастлив. Потом идёт чревоугодие. Не совсем подходит, но похоже на то, когда мы с тобой встретили тех двоих мужиков, что обманом завели нас чёрт знает куда и отобрали почти всё. Здесь же и скупость — следующий круг. — Джон рассмеялся: провидение, что вело их по этому тернистому пути, обладало хорошей фантазией. Не что-то там банальное, а аж целый Ад к их ногам; лишь бы, глупцы, поняли главное!..
— А гневных напополам с унывающими я видел в шахте в последний рабочий день. Я видел, как они умирали со стеклянными глазами и душами; в них не было желания сопротивляться, куда-то расти и восстанавливаться. Ну, дальше не сложно: еретики. Круг ниже. Это наши сектанты.
— Ты неплохо уловил мысль. Всё верно! — Чес уж давно опустил руку и теперь просто сжимал ладонь Джона в своей. — Ну, насильников мы повстречали сразу после еретиков, когда нас гнали, как провинившихся собак, до тюрьмы. Ах да, ещё и сегодня лично мне судьба решила подарить ещё одну встречу с ними. Не запланированно, скажем так, — Креймер горько улыбнулся.
— Что идёт дальше? Память подводит… — Джон утёр с рассечённой щеки Чеса влагу: то ли кровь, то ли слёзы. Тот рассмеялся и удивлённо воскликнул:
— Вот уж от кого не ожидал такого услышать!.. Это точно ты, Джон? — они оба улыбнулись. — Ладненько… следующий круг: обманувшие не доверившихся. Но, честно говоря, здесь возникает трудность. Я не знаю, кто подходит под это определение. Поэтому, типа, этот круг Ада пропускаем…
— Нет… Я знаю. Это Тайлер, наш бывший сосед. Это долго рассказывать. Но, в общем, можешь смело думать, что даже на этот круг Ада мы нашли свою ситуацию.
— Ого… — Чес убрал слипшуюся окровавленную прядь с лица и вздохнул. — Какие подробности! Ладно, потом расскажешь… Окей! Осталось последнее. Самый ужаснейший грех, по мнению Данте. Такие грешники вмерзают в огромную льдину, и их разворачивают вниз головой. В чудесные собеседники им даётся сам Люцифер напару с тремя милыми гигантами. Кстати, какой из Люцифера собеседник, Джон?
— Зачем это тебе? — вскинув бровь в удивлении, спросил Джон.
— На том круге Ада буду крутиться я, — за одно мгновение лицо Креймера исказилось; губы сжались, веки полуопустились, скулы, кажется, даже опали. Джон плохо понимал, к чему клонит парнишка: во-первых, в голове ещё шумел сухой ураган остывающей ярости, во-вторых, было довольно непросто переключиться на что-то другое. Ну, и всё равно Чес говорил пока лишь одними загадками.
— Обманувшие теперь уже доверившихся — вот как называется этот грех.
— И ты обманул… типа меня, получается? — Джона не тревожил сам факт обмана — это было разве что очень незначительная подробность, которую он сам, Константин, упустил из вида в своём бывшем напарнике. Вообще, спросил это даже как-то равнодушно; Чес понял интонацию и горько улыбнулся. Подул сильный ветер со стороны обрыва; ещё завивающаяся прядь упала на лицо парня и прилипла ко лбу, вконец потеряв свою витиеватость. Глаза его смотрели теперь совсем тускло. Джон не сумел разглядеть что-то больше: неожиданно луна
— Да, — сказал на одном дыхании, коротко, не растянув, не сделав паузу. Глаза его сейчас наверняка смотрели ровно и пристально.
— Потому что долго не говорил. Так оно переросло в ложь. Знаешь, не хочу парить тебе мозги: ты задолбался отгадывать загадки, пытаться осознать что-то мною усложнённое, ты просто-напросто устал от всего этого приключения, что разом хлынуло на тебя. Ты морально измотан, ведь потерял семью и знакомых людей. Тебе просто нужно понять, что рядом с тобой человек, который не несёт хаос, лишь заботу. Я — человек, который не несёт хаос. Я готов быть рядом с тобой, пусть ты и скажешь, что это сложно. Просто понял это… давно… помнишь, в той больнице-усыпальнице под землёй? — голос сорвался, словно лимит был исчерпан. Последние слова были сплошь сотканы из хрипа и почти шёпота. Джон ощущал, как Чес напрягся; неужели это наконец то, чего они ждали, к чему шли через колючие дебри своих эмоций? Это — огонь, что потихоньку сжигал их, а теперь ласково погребал их пепел? Это — пропасть, что манила их своей бесконечностью, когда они перебирались через неё по тонкому канату к здравому смыслу, но упали и теперь достигли дна бесконечного желоба, превратившись в пыль? Это… неужели это — то самое низовье Ада, через который они горделиво ступали, делая вид, что их чувства никак не переплетаются, их линии никак не сходятся, а их боль и прошлое никоим образом не одного цвета?
— Мне кажется, ты говоришь то, что схоже с моими чувствами… — тихо ответил Джон, глядя в едва различимое лицо Креймера. Тьма поглотила его, но не его душу. Константин перестал ощущать волнение. Оно улетучилось. Растворилось. Растворилось в несоразмерной теплоте Чеса.
— Джон, я хочу быть рядом с тобой. Поддерживать тебя. Быть частичкой твоей души…
— Какие банальности… прекрати.
— Как это нормальные люди-то говорят?..
— Можешь просто промолчать.
Джон ощутил, как тело Чеса стало подрагивать, словно при лихорадке. Парнишка прикрыл лицо ладонями и прошептал сквозь них нарочито тихо и едва разборчиво: — Ну, кто же из нас первый решится прыгнуть в обжигающуюся лаву этого чувства и кто будет следующим?..
— При условии, что не прыгать никак нельзя…
— Никак нельзя.
Они замолчали на пару минут. Джон не знал, что говорить. Как правильно сказал Чес, он был жутко измотан и не хотел больше сложностей, но, кажется, сейчас эти сложности сам и наворачивал. И что он чувствовал, тоже сложно было сказать. И понять, и сказать.
«Впрочем, глупости всё это… Я пытаюсь уйти и завраться опять. Я ведь люблю его. Люблю его не как любил Анджелу или Кейт. Совершенно по-другому. Впервые мне стало плевать, что это мужчина. Я ведь даже не разбирался с этим по-хорошему… Я просто понял, что нашёл тебя, Чес, близкого по духу, пережившего со мной весь Ад дважды». Джон жалел, что не сказал это вслух. Опять боялся. Вечно боялся чего-то ляпнуть и показаться слишком… слишком каким-то! «Мудак… просто мудак».
— Это невероятно больно вытаскивать из себя, облачать в слова… Но я… Джон, блин, ты можешь списать это на повышенный адреналин или мою болезнь, из-за которой вполне реально может ехать крыша, но я… я просто люблю тебя, как бы заурядно это ни звучало. Я хочу… просто быть с тобой. Наслаждаться этой грёбаной жизнью, хоть ею пока и нечего наслаждаться, и вместе преодолевать самую что ни на есть жопу.
Можно опускать занавес, думал Джон, комедийная сцена закончилась, сейчас начнётся трагедия. Или наоборот?