На осколках цивилизации
Шрифт:
Проснувшись к восьми следующего дня, они буквально за полчаса смогли привести себя в порядок… хотя бы внешний. Конечно, ждать слишком долго, пока вода нагреется, они не могли, поэтому ополаскивались едва тёплой, зато взбодрились. Две кабинки душевых находились вне дома, точнее, за ним, в отдельном маленьком зелёном строении. После этого, достав из прохладного погреба ветчину и сыр, Джон сделал им завтрак, пока Чес мылся. В головах, конечно, ещё шумело даже после крепкого кофе, но похмелье оказалось хорошей специей к нему: и вместо корицы, и мускатного ореха, и кардамона. Однако ж, по крайней мере, лица их были свежими после холодной воды, а кофейная гуща отполировала их взгляды до блеска. «Началась обычная будняя жизнь, Джон… На сколько тебя хватит в ней?». Константин усмехнулся. Всё это вопросы лишь одного неразличимого в густом тумане событий будущего.
Кафешка «Мираж» — их новое место работы — пользовалось большой популярностью среди местных и было одно из двух кафе, что вообще существовали
Человека, который заведовал кафе, звали Роном — это был рыжий большой бородач неопределённого возраста. Он же и обсуждал с ними некоторые детали их работы пару дней назад. Рон сказал подходить им на второй этаж, где, вероятно, жил сам. Единственное, что немного порадовало Джона с Чесом в приближении этой будничной, серой работы, было то, что они могли часто пересекаться в рабочее время, ведь кухня находилась ровно позади бара, и то, что им обещали провести ознакомительный курс где-то недели две. Естественно, им даже за это заплатят, правда, всего лишь восемьдесят процентов от зарплаты, но хотя бы не половину. А потом, когда они наберутся опыта, как говорил Рон, им станут платить в полной мере. Джон искренне надеялся, что их не облапошат.
Чес, кажется, был уже в восторге от роли бармена: ему казалось, там есть место интересному. А вот Джону его новая профессия нравилась с натяжкой: готовить он не любил, но, конечно, ради денег готов был стать отличным поваром. Впрочем, жизнь давно подсказывала ему: не бывает любимой работы, бывает высокооплачиваемая. Что не сказать о Чесе: ему жизнь наговорила иного. И в этом плане ему повезло гораздо больше.
Весь второй этаж оказался одной большой комнатой, где кровать от всего остального отделяла грязного цвета ширма. Это место было средоточием беспорядка, громоздкой пыльной мебели, мелких, потерявших свой шарм безделушек и блестящей гитары, висящей на стене и будучи единственной вещью, за которой хозяин явно следил. Рон пригласил их сесть за один из трёх столов, что были здесь, и вкратце обрисовал им будущую работу ещё раз, теперь уже вдаваясь в детали. Потом проставил в их документах информацию о том, что они приняты на работу, и сам довёл их до Сола и Брук — они теперь их своего рода наставники. Это были брат и сестра, да к тому же, близнецы, на вид им Джон дал не больше двадцати лет: оба рыжие, с непослушными копнами волос, с живыми карими глазами, веснушчатыми лицами и широкими ртами. В общем, довольно милые. Немного неожиданным оказалось то, что это дети Рона, хотя рыжина поспособствовала тому, что изумление оставило за себя лишь удивление. Брук стала наставницей Джона, так как сама была поваром, но теперь больше ушла в официантки, а Сол возглавил Чеса и, хотя и не был барменом, а только официантом, знал это дело до мелочей.
Так и начался их рабочий день; даже не так — новая рабочая жизнь, пусть и звучало вульгарно. Но, несмотря на первые трудности, новизна осваиваемого ремесла, дружелюбные наставники и спокойная атмосфера делали работу чуточку проще. Джону выдали слегка застиранные до серости одежды повара, а Чеса заставили надеть чёрные брюки и приятно пахнущую, но мятую белую футболку.
— Выглядишь необычно! Разве что колпака не хватает… — заметил Чес, когда они, переодевшись, выходили к Брук и Солу.
— Будет прозрачная шапочка. Чувствую себя странновато в этой одежде, — Джон поправил фартук, потом футболку, а затем оправил штаны — всё белого цвета. Чес усмехнулся и похлопал его по плечу.
Потом они окунулись вместе со своими рыжими спутниками в повседневную жизнь недорогой кафешки, где с утра активно работал Чес, настаивая тёмную жижу в турках для желающих взбодриться посетителей, а Джон разгонялся только к обеду, когда уставшие рабочие приходили разорвать большой кусок мяса и залпом выпить большую миску супа. Вместе с Брук Джон научился быстро и красиво строгать овощи, ловко расправляться с тушками курицы, на глаз засыпать скворчащее мясо различными специями, готовить вкусные наваристые супы различных видов, привлекательно раскладывать плоды своих трудов
Конечно, после первого рабочего дня Джон и Чес испытали своего рода удручение напополам с восторгом: вроде бы, это было нечто новое в их жизнях, новые умения и новые люди, но всё же именно в первый день они почувствовали, как неловки и насколько, вероятно, будет сложно даже в этом простом деле. Но подавленность проходила очень быстро, особенно когда они наконец добирались до дома через широкие улицы Хайда, наполненные вечерним счастьем: друг другу поднять настроение они могли как никто другой. Однако, несмотря на мелкие бытовые проблемки, временные неудобства, Джона не отпускало чувство, что они наконец добрались до ближайшего выступа горы, в которую отчаянно поднимались уже в сотый раз — теперь падать не страшно, если они заберутся чуть повыше: надёжная ступенька всегда под ними, и это совсем другое, нежели чем скалистое подножие. Честно признаться, для Константина первая неделя в этом месте, в вычищенной до блеска полупустой больнице с режимом почти как на отдыхе около моря, с разницей лишь в процедурах и отсутствии моря, казалась нереальной, подставной, только хорошо отыгранной. Несмотря на то, что он сам очень быстро размягчился, всё же он был готов принять удар с любой стороны. Однажды о чём-то подобном признался ему Чес, немного неуверенно, словно на миг к нему вернулась робость из прошлого, когда между ними стояла толстая стена, сквозь которую не было слышно самого важного — глупого сентиментального шёпота. Впрочем, это место теперь полностью завоевало доверие Джона. Он не удивлялся, почему получилось так хорошо: просто, ко всем чертям, они заслужили это!
========== Глава 28. Прежнее с новым привкусом. ==========
Наверное, у каждого в жизни бывает такое лето, когда ходишь по земле, словно летаешь по небу.
«Я люблю тебя (You I Love)» ©.
Так, в неспешном ритме обыкновенной загородной жизни, будто даже и не омрачённой катастрофой огромного масштаба (будто даже и не было), они начали жить и потихоньку набираться сил, моральных и физических. В первый месяц мучили кошмары, болели руки от готовки еды и коктейлей, иногда, просыпаясь среди ночи, холодный пот покрывал Джона и Чеса с головы до ног — как будто опасность была где-то рядом, но всё это было мнимо, ещё поражало обилие еды и воды и доступность цен, а необычно было получить после Нового года зарплату — они уже и забыли, как пахнут настоящие деньги, а не какие-то железки. Сам Новый год запомнился отсутствием ёлки, зато богато украшенной их комнаткой наверху различными золотистыми шарами, колючей мишурой, зелёными венками из настоящих веток с вкусно пахнущими шишками — всё это заботливо принесла им Клара. Джон и Чес решили не отделяться, а устроить праздничное пиршество вместе с семьёй внизу; надарили друг другу безделушных подарков в яркой блестящей обёртке и были счастливы. Часто выходили на улицу в канун Нового года; ночь, мягкую, но прохладную, чем все остальные дни, тоже провели на главной улице, затянутой наспех сколоченными лавками со всякой ненужной, но чудесной продукцией. Чуть дальше были танцы, развлекательная программа, кричали во всё горло и весело шутили; давали бесплатно шампанское, эгг-ног* и кусочек фаршированной всем, что неправильно лежало в холодильниках, индейки.
Джон и Чес никогда раньше бы не подумали, что смогут так веселиться даже после двух бокалов алкоголя. Когда до Нового года оставалось всего несколько секунд (часы здесь шли точно, а вот часы Джона опаздывали на полчаса), Чес что-то стал загадывать. Джон отчасти понимал его: наверняка просит спокойствия и мира на этой планете. Нынче у тех людей, кто мог так свободно и радостно праздновать этот день, было общее желание. Вроде бы, всего одна шестая года обернулась трагедией, а казалось, что сам год. Джон загадал это и парочку своих личных желаний.
Потом напокупали различных ароматных и красиво завёрнутых безделушек и с набитыми карманами потопали домой ближе к утру. Отдохнув немножко, стали поздравлять Ребекку и Иону — мать с сыном, что были их соседями, а те — их. Вышло мило, хоть Джон вроде и протрезвел и никогда такого не любил.
— Я думал, Новый год мы отметим в камере, чем окончательно испортим себе его, — признался Креймер, когда, разбросав все покупки по редким полкам в своей комнате, они ложились спать, наплевав на время, которое говорило, что сейчас в самом разгаре обед. Девяносто восемь процентов людей должно понять их: с наступлением праздника внутренние часы сдвигаются на непозволительный промежуток.