На осколках Орды
Шрифт:
— Вот будут они у нас в руках, тогда и подумаем. Слушай… Если дело тебя не заинтересовало, то, быть может, заинтересуют мои кулаки? — Явная угроза в мою сторону. На такое брат шел только в исключительных случаях. Видимо, я действительно был нужен ему.
Я вздохнул.
— Ну хорошо… — В конце концов, необычные задачки любого рода всегда были моей слабостью. Они… как вызов, брошенный мне, и я обязательно должен найти идеальное решение, а иначе перестану уважать себя. Что ж, брат, на этот раз ты меня подловил. — Давай сюда бумажки, я изучу и подумаю, что можно сделать.
— Отлично, я знал,
Я скривился. Да, я не часто участвовал в нашей «работе», но в это время я занимался другими, не менее полезными делами. Правда, полезными только мне. Брат не одобрял чтение и растрату моего времени на никому, с его точки зрения, не нужное дело. «Кто не работает, тот не ест» — уже много десятков раз после этой фразы я оставался без еды. С одной стороны, он был, конечно, прав — в его глазах я выглядел эгоистом. Но с другой… Он знал, что я хорош в плане продумывания дел заранее, и иногда я мог откреститься от его нападок словами о совершенствовании своего умения.
Нормальный человек в той моей ситуации вел бы себя не так, это правда. Люди, они всегда такие: цепляются за заработок до последнего момента, даже если он унизителен или мал.
Но я не нормальный. И, уж тем более, не человек. Хотя, есть нам, все же, всегда хотелось — прямо как им.
Уже тогда я понял, что мы с братом «другие». Может быть, для описания нашей сущности и было какое-то иное название, но я пока что буду называть себя так.
Внешне — вроде бы люди. Такие же руки, ноги, голова, да и все тело в целом. Или все же нет? И, если включить наблюдательность, можно найти довольно много отличий.
Во-первых, люди рождаются. А мы? Честно сказать, как мы размножаемся, я тогда не знал. Первое воспоминание из детства — это уже то, как мы жили во дворце у Казани в качестве прислуги. Были ли у нас родители, кто они, если были, где они — ничего этого я не знал тогда, и не знаю до сих пор. В то время у меня был только один близкий человек — брат Саша. Но почему мы братья, и как это объяснить, я не понимал. Да и он тоже. Вообще, мы всегда были такими: сами по себе, но сами за себя. Не сказал бы, что мне нравилось то положение… Но оно хотя бы было стабильным. Да и Казани я нравился, он даже взялся было меня обучать разным наукам и языкам.
Там же в его дворце я впервые увидел книги. Они понравились мне сразу: такие массивные, красиво разукрашенные, но, главное, — содержащие в себе знания предыдущих поколений человечества. Я назвал бы это волшебством, если бы верил в него — некоторые и правда говорили, что люди такого точно не смогли бы сами сделать. Но я всегда смотрел на вещи здраво, и возможности человека, как казалось мне всегда, гораздо шире, чем-то, что имеет он на каком-либо жизненном этапе. А уж возможности нас…
Во-вторых, мы медленнее взрослеем. В то время Самар выглядел как пятнадцатилетний подросток, а я — чуть помладше. Загвоздка была в том, что такая внешность у нас была уже довольно долго — в это время обычные люди успевали прожить полную жизнь, поколения сменялись поколениями. С чем связано такое торможение развития? Честно сказать, едва ли я точно знаю это и ныне.
В-третьих,
В-четвертых, наблюдая за Казанью, я заметил следующее: когда с его подданными, людьми, что-то происходит, например, большое количество их заболевает чем-то, то и сам он болеет этим же. Правда, в более легкой форме. Как это объяснить? Это, без сомнения, была какая-то связь с людьми вокруг. Тогда почему мы с Самаром этого не чувствовали? Может, потому, что мы тогда находились не на своей территории? Тогда… Где мои люди? И где Сашины?
Черт возьми, рассуждать на эту тему было так трудно. И, хоть я и понял уже многое, передо мной с каждым новым ответом появлялось все больше и больше вопросов. Подсознательно я чувствовал, что без чьей-либо помощи со стороны мне во всем этом не разобраться. Но того, кто объяснит, у нас тогда попросту не было. Возможно, Казань бы мог, но он… не успел.
Мы с Сашей сбежали при захвате города русскими, затерялись во всей той суматохе. Мы взяли с собой кое-какие вещички: еду, одежду на будущее, немного денег и… книги. Небольшие и самые легкие, без массивных обложек, но все также красиво исписанные и изрисованные внутри. Самар ругался, говорил, что вместо этих листков бумаги можно было бы прихватить что-то более полезное… А я знал, что мне это нужно. И я знал, что в желании уходить с ними я буду тверд как никогда. И Саша, поняв это, все же сдался, сказав, однако, что понесу я их сам.
Иногда я думаю, что, может быть, стоило остаться? Были бы мы прислугой у новых господ, или, все же, были бы свободными? Не знаю. Брат сам принимал решение, а я просто послушался его. В чем-то он был прав: если мы убежим, мы точно будем на свободе. Так и вышло, и это было для нас самым главным. В глазах нашего окружения мы были двумя сиротками, предоставленными сами себе, но для на самих мы совершили чуть ли не подвиг. Ведь все проблемы, по сути, решаемы, если на них непосредственно можешь влиять ты сам, а не кто-то другой.
Найти способ заработка не составило труда. Место, где мы обосновались, было довольно прибыльным — по Волге близ Самарской Луки практически постоянно ходили торговые суда[2], да и по суше довольно редко, но нет-нет, а проходили повозки и караваны: одни шли из Руссии на юг, чтобы потом разойтись по просторам песчаных пустынь Востока, рассказы о которых я часами слушал во дворце Казани от него самого, а другие, наоборот, шли оттуда на север. Обычная торговля, и нам предстояло занять в ней свою скрытную, теневую и… воровскую нишу.