На осколках Орды
Шрифт:
В голове билась лишь одна мысль — бежать. Я понимал, что родители обречены, хоть и не хотел в это верить. От меня зависело, будет их жертва напрасной, или нет. И я пошел на это — схватив Васю за руку, я побежал к единственному возможному выходу. Я не верил, что спастись удастся, но надеялся.
— Брат!
— Быстрее. Я не хочу потерять еще и тебя.
— Что?.. Что ты сказал?..
— Там скоро уже все закончится. Мы не поможем, будет только хуже. Сейчас я должен любой ценой спасти тебя. И, если получится, себя
В тот момент я соврал: сосредоточившись на одной цели, я не чувствовал ничего, что отвлекало бы от нее. Это ощущение повторялось у меня еще много раз позже, но особенно сильным оно было только в тот вечер и, много лет спустя, в той самой битве. Самым удивительным было то, что действия мои в это время почти всегда впоследствии оказывались верными. Или наиболее верными. Но… Переосмысливая их после того, как чувства возвращались, я понимал, что в обычной жизни поступил бы иначе… Или даже совсем не так.
Звук чего-то тяжелого, упавшего на пол. Женский крик. Мать все же закричала… Отец уже мертв — мы поняли это оба.
— А теперь ты. — Тихий страшный голос. Я не понимал слова, но интонация говорила обо всем сама.
— Там еще два мелких было, они удрали куда-то вглубь.
— Не уйдут, город наш. Скоро тут никого в живых не останется. Хозяин будет рад. А пока мы можем немного развлечься.
Я услышал это, когда уже был готов спрыгнуть из окна на землю и убегать.
На несколько секунд я впал в… Ступор? Чувства возвращались?
Действительно ли я мог так просто убегать, когда отец мертв, а мать там?.. Она же просто женщина: слабая, беззащитная, безоружная…
Меня будто… заклинило. В мое безэмоциональное состояние ворвался сильнейший шок.
Тело не слушалось — мозг посылал сбивчивые сигналы.
Меня затрясло.
— Витя… Пошли… — Брат почти плакал.
Это было спасением. Я взял себя в руки, хотя и с трудом и, глубоко вдохнул.
— Да. — Прыжок вниз, а затем снова за руку и снова бег, бег, бег. Дальше, как можно дальше оттуда.
Уже тогда я понял, что я вернусь. Я знал, что я просто не смогу не попрощаться с тем местом, где на тот момент я провел большую часть своей жизни, с местом, где навсегда остались мои родители.
Позже, уже довольно далеко оттуда, мы остановились на ночлег.
Это была практически открытая степь — очевидно, мы пробежали довольно большое расстояние. Вокруг было темно и пусто, и у меня внутри было также. Закрыв глаза, я обнимал Васю, думая о том, как жить дальше, пытаясь хоть как-то успокоить себя.
О том, чтобы заснуть, не могло быть и речи.
В ту ночь чувства вернулись полностью, и мне стоило огромных трудов совладать с ними. В конце концов, по меркам людей, я был лишь тринадцатилетним подростком: хотелось разреветься, но я понимал,
Оправлялись мы долго.
Пока Вася не видел, я все же плакал, кричал, ругался матом — делал все, чтобы дать выход скопившимся внутри эмоциям. Брат же, в основном, вспоминал разные события из нашего детства. Делал он это обычно перед сном — это его успокаивало, и он засыпал более-менее счастливым.
Среди всего этого кошмара радовало только одно — мы стали свободными. Но у этой свободы была и обратная сторона.
Что делать дальше? Куда идти?
Со временем чувства отпустили, уступив место здравому рассудку.
Вставший уже давно вопрос еды решился быстро — не то что бы я был рад воровать, но это занятие виделось мне неизбежным в первое время. К сожалению, постепенно я стал осознавать, что воровство слишком сильно вошло в нашу с братом жизнь. Я пытался покончить с ним несколько раз и перестроиться на более нормальный заработок, но неизбежно возвращался на ту сторону закона. В итоге я понял, что сопротивление бессмысленно. Мне даже начало казаться, что заниматься этим не так уж плохо. В конце концов, это подходило и под нашу идею о свободе: зачем подчиняться кому-то, когда можно брать сколько хочешь, у кого хочешь и когда хочешь?.. Тем более, если жертвами будут подданные нашего бывшего хозяина, хана Улу Улуса, Сарая.[1]
1502 год.
Дома мы были лишь раз.
Вася очень не хотел идти — я, как тогда, практически тащил его за руку, буквально ощущая его страх всем своим телом. Он не хотел встречаться с прошлым, возможно, он был еще не готов. Я его понимал, но я также знал, что выбора у нас не было — рана в душе все еще периодически болела, и надо было отпустить их.
И похоронить.
Хотя бы номинально.
Стоя у двух более-менее сохранившихся стен нашего дома, я понял, что все действительно наконец-то закончилось. Кажется, Вася тоже чувствовал это — он даже вынул свою руку из моей, будто показывая, что уже не боялся. Но больше всего меня удивило то, что потом он, внезапно развернувшись ко мне, улыбнулся и произнес:
— Спасибо, Вить. Правда, спасибо. Ты был прав, мне теперь намного лучше.
Меня поймали примерно через полгода после тех «похорон».
Я оказался, что называется, не в то время и не в том месте. Конечно, наши действия мешали многим, но я никогда даже и не задумывался о том, что кто-то ненавидел нас настолько, чтобы натравливать на нас самого… Бахчисарая. Его слава как безжалостного воина гремела далеко, и, хоть я и сопротивлялся до последнего, но меня все же взяли.