На осколках разбитых надежд
Шрифт:
Лена чувствовала ладонью его каменные от напряжения мышцы, когда злость и ненависть буквально выворачивали его на изнанку. А потом Войтек все же успокоился. Опомнился, что не один сейчас. С грустной улыбкой повернулся к Лене, осторожно снимая ее ладонь со своего плеча и обхватывая ее пальцы своими.
— Спасибо, что сказала. Боюсь, что не смог бы сдержать себя перед немчурой, когда б у знал, — он так коротко и быстро поцеловал ее руку, что Лена даже не успела ни отстраниться, ни возразить. А потом озабоченно нахмурился. — Тебе нужно идти. Знаешь же, нам обоим не поздоровится,
Лене в ту ночь не спалось. Она крутилась в постели, раздумывая обо всем случившемся. Глядя на тонкую фигурку балерины на музыкальной игрушке на комоде в неровном предрассветном свете.
Отчуждение. Смерть, неожиданно ворвавшаяся в мир, расположенный так далеко от фронта, как казалось Лене прежде, вдруг снова провела между ней и Рихардом разделительную черту. Была она, и был он. И совместить эти две отдельные единицы не могла бы никакая математика, как не было позволено пересечься двум параллельным прямым. Они и были этими прямыми, вдруг пришло в голову Лене. Потому что у них не было никаких точек соприкосновения. И не должно быть. Совсем.
Следующее утро все обитатели Розенбурга встретили в хмуром настроении. Ни хозяева, ни слуги не выспались толком, а темнота комнат делала замок мрачным, словно в страшной сказке. Баронесса неустанно ворчала, что дом сейчас напоминает ей склеп, а остекление окон по нынешним временам обойдется в целое состояние. Именно она настояла перенести завтрак из столовых, где окна были разбиты и заколочены, в другую комнату, и Войтек с Катей почти час двигали тяжелый стол из комнаты в комнату, пока госпожа фон Ренбек выбирала место. К неудовольствию девушек, это оказалась одна из самых дальних от кухни зала, в которой редко собирались прежде. Камин в ней давно не использовали, и выяснилось, что он дымит нещадно при розжиге. Из-за этого завтрак был отложен — пока проветривали комнату, пока сервировали буфетный стол и приборы с тарелками, пока принесли из кухни еду.
— Прислуга сегодня как сонные мухи! — недовольно выговаривала баронесса Биргит, не принимая в расчет, что девушкам приходилось бегать на кухню в это утро намного дальше, чем обычно. Это не интересовало ее, в отличие от того, что она получила овсяную кашу, которую ела на завтрак каждое утро, не обжигающе горячую, как обычно, а теплую.
Рихард и Иоганн молчали. Мисси, спустившаяся к завтраку с красными от слез глазами, тоже не особо была разговорчива. Словно со вчерашним налетом на замок опустилось темное облако раздражения, недовольства и холода. Даже обычно спокойный Рихард явно нервничал — его движения были слишком резкими, и то и дело он нетерпеливо барабанил пальцами по столу.
За завтраком Мисси объявила, что как бы ей ни было приятно гостить в Розенбурге , она должна уехать. Магда, которая под воздействием убойной дозы веронала и обезболивающих до сих пор не сознавала в полной мере произошедшее с ней несчастье, пожелала вернуться домой, в Берлин.
— Вы сами понимаете, что ей сейчас вовсе не до праздника. Все, чего она хочет — вернуться к семье, — тихо говорила Мисси. — И я не могу оставить ее сейчас. Я должна уехать с
— О, ваша доброта так похвальна! — улыбнулась баронесса и, потянувшись к девушке через стол, похлопала ее по руке. — Я и сама подумываю о том, чтобы уехать в Берлин. Розенбург сейчас не место для праздника. Я думаю, что мы можем уехать дневным поездом все вместе — вы с Магдой, Рихард, Иоганн и я.
— О, это было бы здорово! — оживилась Мисси. — Говорят, в «Кайзерхоффе» будет устроен великолепный новогодний прием!
Для Лены это прозвучало так неожиданно, что она не сдержалась и удивленно взглянула на Рихарда. Да, она старалась не думать об окончании его отпуска. Но о том, что он уедет из Розенбурга раньше намеченного, даже помыслить не могла. Ей казалось, что он будет с ней рядом все оставшиеся до конца отпуска дни. А ведь только ночью сама решила держаться от него подальше!
Рихард не смотрел на нее, и Лене показалось это дурным знаком. И он не выглядел удивленным, значит, это предложение не было для него новостью. Значит, возможный отъезд уже обсуждался семьей фон Ренбек . Что ж, неудивительно. Замку необходим был ремонт, чтобы снова сделать его пригодным для комфортного жилья. И отъезд хозяев на берлинскую виллу вовсе не казался чем-то из ряда вон.
Но почему ей было так плохо при мысли, что Рихард уедет сегодня из Розенбурга? Она наоборот должна быть только рада. Этот отъезд только в помощь ей и вернет все на круги своя.
— Уволь меня, — буркнул недовольно Иоганн. — Берлин сейчас — это не город, а уродливая казарма с солдатиками в черной и серой форме.
— Иоганн! — возмущенно воскликнула баронесса и покосилась на Мисси, которая предпочла сделать вид, что ничего не слышала. — И ты забываешь, что мы сейчас воюем против коммунистов и капиталистов. Неудивительно, что в Берлине много военных.
— Ты меня поняла, Анне, — упрямо произнес он, и баронессе ничего не оставалось, как перевести вопросительный взгляд на сына, который смотрел куда-то в окно, на белоснежные просторы парка за тронутым легким морозцем стеклом.
— Я не поеду сейчас, мама, — твердо заявил Рихард. — Мой долг хозяина — привести Розенбург в порядок.
Баронесса разочарованно ахнула, и он потянулся к ней и взял за руку, которую поднес к губам для поцелуя.
— Ты можешь ехать с Мисси и Магдой, — произнес Рихард нежно и мягко. — Я ни за что не прощу себе, если ты подхватишь пневмонию на гуляющем в доме сквозняке. Я приеду, как только смогу, обещаю. Уверен, что уже второго числа буду в Берлине, и у нас будет еще четыре дня.
Это был хороший компромисс. Но Лена не могла не огорчиться. Потому что эти четыре дня тоже могли быть бы ее, Лениными. А теперь выходило, что ей осталось только три неполных дня быть рядом с ним.
— Разумеется, я останусь на Новый год с тобой и Ханке, — ответила баронесса в тон сыну. — И речи быть не может о том, чтобы уехать одной. Мы все вместе будем в Берлине второго января. Времени будет достаточно, чтобы насладиться всеми праздничными развлечениями в столице.
— Конечно, — с улыбкой согласился с ней Рихард.