На осколках разбитых надежд
Шрифт:
Войтек при этой отповеди не выглядел пристыженным или испуганным. Он быстро прошагал к кузову и протянул руки, чтобы помочь девушкам спуститься.
— Борздо! Фрау Биргит не любит чекачь.
— Нужно поторопиться, — перевела Янина. — Наша немка не любит ждать.
Она первая смело шагнула в руки поляка и с восторгом огляделась вокруг. Катерина предпочла побыстрее стряхнуть с себя руки мужчины, которому явно нравилось помогать девушкам, судя по его лукавой улыбке. Правда, она чуть померкла, едва немка шагнула по ступеням заднего крыльца
— Переведи, русская! В дом вы сейчас не идете — слишком грязные. Урсула проводит вас до озера, чтобы вы вымылись. Начисто. Надеюсь, вы не привезли с собой никаких насекомых. Если есть вши или блохи, лучше сказать сразу. В господскую купальню не смейте даже шага ступить — узнаю, всыплю палок. Урсула выдаст вам платья. Ваше барахло сразу же отдайте Войтеку. Вам оно здесь не нужно. Как вымоетесь, Урсула проводит вас сюда, и я вам расскажу, в чем заключаются ваши обязанности и что вообще вас ждет в Розенбурге.
— Простите, — сказала Лена, когда фрау Биргит закончила свою короткую речь и уже повернулась, чтобы уйти в дом. — Я не совсем поняла, нам нужно отдать свои вещи Войтеку? Для чего?
— Чтобы от них избавиться, разумеется, — проговорила немка холодно.
Лена вспомнила о воротничке с отделкой из жемчуга, о маминых пальцах, пришивающих тот к шелку платья. И о глазах Коти в тот последний довоенный вечер, когда ходили в театр. Тут же вцепилась в сумочку пальцами с отчаянием:
— Тут нет ничего такого, от чего нужно избавляться. Тут все, что у нас осталось от дома.
— Ты оглохла, русская? Я сказала — избавиться от всего. Мало ли какую заразу вы притащите в Розенбург!
— Нет! — бросила Лена в ответ, от волнения срываясь в крик. Она видела, как заволновались девушки, не понимающие ни слова, и как Войтек прикусил губу и слишком суетливо поправил платок на шее.
Фрау Биргит для своей комплекции слишком шустро сошла с лестницы, стуча каблуками туфель по камню. Лена даже приготовиться не успела к удару, как щеку обожгло. Немке, видимо, тоже было больно от этой пощечины — скривила губы на мгновение, но тут же взяла себя в руки, чтобы не показать ни на секунду, как сильно заболела ладонь.
— Правило первое. Голос в Розенбурге могут повысить только хозяева, я или господин Мартин, — Биргит говорила тихо, но от тона ее голоса становилось не по себе. — На вас также может прикрикнуть при необходимости Войтек или Урсула, но вне стен этого дома. Ваш удел — говорить тихо и коротко. Разумеется, без возражений. А лучше вообще молчать. Или я вызову полицейских из городка и отправлю обратно на биржу. Ты поняла меня, русская?
Они схлестнулись взглядами. Яростно. Жестко. Открыто ненавидя друг друга. Лене вдруг стало все равно, что сделает эта немка, и куда ее отправят по желанию той. Но тут кашлянул Войтек, явно показывая, что ей лучше уступить, выдохнула ее имя перепуганная Катерина, и Лена подавила приступ злости.
Это сущее безумие дразнить
— Вот и умница, — похвалила Лену Биргит, когда та сделала шаг назад и опустила голову. — Правило второе. Покорность — залог вашего счастливого нахождения в Розенбурге.
Больше Лену уже не восхищала красота ни окружающего парка, через аллеи которого молоденькая рыжеволосая горничная Урсула вела новеньких, ни голубого озера с кристально чистой водой, ни горных вершин вдалеке за озером. Теперь она ясно понимала, что вся эта красота — сплошная обманка.
Вода была приятно прохладной. Ни Янина, ни Катерина не умели плавать, а вот Лена с удовольствием направилась подальше от берега, разводя с усилием руками воду. Выходить из озера совсем не хотелось. Лена перевернулась на спину и закрыла глаза, раскинув руки крестом. Можно было на какое-то мгновение притвориться, что она не в Германии, а дома, плавает в Немиге, наслаждаясь лучами летнего солнца, ласкающего нежно лицо. Но уже через считанные минуты стала волноваться немка на берегу и кричать, требуя ее возвращения.
— У нас у всех одинаковые форменные платья, — рассказывала Урсула, доставая одежду из узла, принесенного с собой к озеру и протягивая каждой из девушек. Лена переводила, с трудом порой разбирая слова из-за особенности местного произношения. — В замке вы должны обязательно покрывать голову косынкой. Госпожа баронесса не любит, когда прислуга простоволоса.
— Госпожа баронесса? — переспросила Лена, рассчитывая, что молоденькая немка отбросит страх перед новенькими работницами и разговорится.
— Баронесса фон Ренбек. Она хозяйка здесь. Вернее, хозяин — барон фон Ренбек, но его сейчас нет, поэтому она хозяйка, — путано объяснила Урсула и прикусила губу, боясь, что сказала лишнего.
— Я думала, это фрау Биргит хозяйка Розенбурга, — сказала Лена, и Урсула прыснула, покачав головой.
— Фрау Биргит? Нет же! Она, конечно, и в дальнем родстве с баронессой, но она тут только по хозяйству главная. Говорят, что ее баронесса привезла с собой, как замуж вышла за барона. И мальчики у фрау Биргит туточки народились. И Руди, и Клаус… Клаус сейчас на фронте. Потому фрау Биргит и злится часто. Боится за него.
Всего два слова — «на фронте», а Лизу словно ледяной водой окатило. Значит, сын этой фрау сейчас в ее стране и убивает ее соотечественников. А они должны слушаться во всем эту немку и не сметь даже рта открыть…
— Поскорее! — вдруг стала торопить девушек Урсула, испугавшись, что слишком разговорилась с ними. Или просто заметила, как изменилась в лице Лена недавно.
Платья были сине-серыми из плотного хлопка. К ним полагались белый передник и косынка, завязывавшаяся на затылке. Кроме этого, Урсула раздала каждой из девушек лоскуток ткани с крупными белыми буквами «OST».