На переломе, или Пуля для тени
Шрифт:
– Как зовут-то тебя неизвестный пионер – герой? Сколько тебе?
– Андрюха, – тихо ответил малыш. – В августе было 8. Уже большой.
Николай, глядя на мальчика, невольно вспомнил свою погибшую младшую сестру. Они были бы почти ровесниками.
– Я тут уже три года, – продолжал бубнить ребенок. – Мать умерла, отец спился, потом его посадили за разбой, лишили родительских прав. Вот Рыжий и сказал, что я их – блатной. Должен воровать. А я не хочу.
И подняв на него полные слез глаза, попросил Николая, взять к себе – в «большевики».
Несмотря на то, что за минувшие полгода, у Николая появилось много новых знакомых, он очень тосковал о погибшей
Помог в этом тот самый директор Георгий Петрович Беленький. Именно он через секретаря горкома партии и кого-то из исполкома города, в порядке исключения, сумел переоформить документы Андрея на фамилию и отчество Николая. Так что теперь, согласно новому свидетельству о рождении, Николай Алексеевич и Андрей Алексеевич Большаковы стали родными братьями.
Отныне с позорным прошлым Андрея было покончено. И Николай, как старший брат, стал опекать младшего.
А еще спустя полгода, после окончания восьмого класса, по рекомендациям директора и городского военного комиссара подполковника Николая Викторовича Строилина, Николай подал документы для поступления в Калининское суворовское военное училище. Оставив за себя в детдоме во главе «большевиков» своего близкого друга Сережу Осиненко.
А когда вышел приказ о зачислении Большакова суворовцем, по решению начальника училища генерал-майора Коммунара Михайловича Чиркова, младшего брата Андрея зачислили сюда же, в качестве воспитанника музыкального взвода. В надежде на то, что после окончания 8 класса он тоже будет поступать в СВУ. Так что теперь в ставшем родным городе Калинине они вновь были вместе, два друга, которых объединило горе, и которые стали родными.
Каждый вечер, Николай находил в своем строгом суворовском распорядке дня часок, когда он мог посидеть после учебных занятий с Андреем в его небольшой комнатке, подтягивая брата по учебным дисциплинам. А когда младший значительно подтянулся в учебе, старший старался его как-то поощрить, покупая билеты в расположенный рядом цирк на все премьеры.
Вместе они были и в Москве, в период подготовке к параду на Красной площади, проживая на территории Московского суворовского военного училища в Филях. Занимались уроками в обычной столичной школе на Шелепихе.
И даже видели на Мавзолее Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева. Правда, Николай видел весь генералитет из самой парадной коробки Калининского СВУ, а Андрей, в силу возраста, пока лишь только на экране телевизора, который транслировал ноябрьский военный парад на Красной площади.
К слову, именно тогда в Москве, Николай и решил стать пограничником. Когда их командир роты подполковник Коротков организовал для суворовцев поход в легендарный музей истории Пограничных войск КГБ СССР. Этот поход восхитил Николая, особенно рассказ экскурсовода об отважном офицере Никите Карацупе, о жизни и героизме других военнослужащих в «зеленых фуражках», которые рискуют жизнью ежедневно. Поэтому, видимо, именно у них, единственных, в мирное время всегда были боевые награды.
Время учебы пробежало быстро. И вот он – выпускник суворовского училища Николай Большаков и еще один его однокурсник Кирилл Петров – держат в руках необычное предписание. Отныне они военнослужащие Комитета государственной безопасности СССР, и продолжат учебу в Высшем пограничном училище КГБ СССР, где будут носить фуражку с темно-синим околышем и зеленым верхом.
В свободные дни каникулярных отпусков, Николай с младшим братом Андреем встречались на Красной Пресне, в квартире Большакова –
Однако, после окончания суворовского, младший брат Андрей решил не идти по стопам Николая в погранвойска, а остаться в Министерстве обороны СССР и поступать на спецфакультет Высшего общевойскового командного училища.
Золотая печатка
Больше двух месяцев лечения. Капельницы, уколы, таблетки, череда операций…
Потом долгий изнурительный перелет из Душанбе в Москву, и из аэропорта на санитарной «таблетке» сразу же долечиваться в подмосковное Голицино, в госпиталь пограничных войск.
– Вот ведь какая большая страна, – восторгался Николай, рассматривая через окна машины пролетающий с двух сторон дороги лес, укутанный первым желтыми и красными осенними листьями. – Еще утром мы искали кусочек укромного прохладного места на горячей бетонке аэродрома Душанбе, и вот уже – через несколько часов – ты видишь родные березки и елки, первые за последние два года… Ну вот я и возвратился!
Огромное серое большое здание военного пограничного госпиталя неприметное снаружи, было очень многофункциональным с современным оборудованием и профессиональными врачами внутри. В палате, куда определили Большакова, на соседней кровати лежал бледный с перевязанной головой молодой офицер. Он спал. Рядом стояла капельница. Но увидев вошедшего Николая, слабо помахал ему рукой. Почти так же, как сам раненный Большаков приветствовал в палате своего спасителя – Владимира Беликова, того самого бывшего таджикского милиционера.
Этот его «ангел-хранитель», как мысленно теперь называл он Владимира, выписался из госпиталя уже больше месяца назад и, воспользовавшись непростой ситуацией в «независимом государстве Таджикистан», сразу же уволился из милиции. Сказал, что поедет к знакомым в Тверь, переименованный ныне город Калинин, и там, видимо, останется. Но в госпиталь, к Большакову обещал заехать.
Соседом по палате оказался скромный белорус Володя Гурвич, выпускник «бабушкинского» училища и до недавнего времени проходивший службу в Нахичеванском пограничном отряде в должности коменданта. Несмотря на то, что он по выпуску был моложе Большакова на целый год, его парадный китель – висящий в палате в шкафу – уже украшали майорские погоны, медаль «За отличие в охране государственной границы СССР» и два ордена Красной звезды.
– Оказывается мы с тобою соседи не только по палате, но и по учебе и последнему месту службы, – Николай улыбнулся и присел на подоконник, посмотрев на желто-красно-зеленый лес. – Нас разделяло всего каких-то пару тысяч километров. Как говорят служащие здесь – мы с тобою обрели для службы «теплое место»…
– …Которое в одно мгновение в 91-м превратилось в настоящую «горячую точку», – быстро продолжил Гурвич. – Последние годы каждый выход на дежурство было сродни боевой операции. У нас удивительное место – своеобразный анклав Азербайджана на Армянской территории. И эти две бывшие братские республики готовы были поубивать друг друга за этот кусок земли и, естественно нас – советских пограничников, стоящие здесь по всему кругу буфером.