На переломе, или Пуля для тени
Шрифт:
– Ну, где-то тысячи четыре километров, – поясняет Абрам.
– Да, – со знанием дела констатирует Изя. – Такая … глухомань, а какие хорошие костюмы шьют. Прямо как у нашего закройщика Левы Либерзона…
Офицеры опять дружно расхохотались…
– Это я по поводу Франции, того, что некоторые наши пессимисты сравнивают привкус коньяк с запахом мелких домашних насекомых из диванов…, – вновь улыбнулся Беликов. – Не слушай их. Даже если в этом коньяке и есть «запах клопов», то здесь эти клопы исключительно элитные,
Коньяк еще раз заполнил пластмассовые стаканчики. Еще раз чокнулись и еще раз выпили.
– Ладно, Николай, – Беликов бросил сигарету через открытое окно на улицу. – Я очень рад, что приобрел себе такого друга. Жаль, конечно, что не удалось послужить под твоим началом. Не сумел тебе помочь в поиске «Хирурга». Но видно такие у нас судьбы. Не всегда удается сделать то, что хочешь.
– Но я очень хочу тебе пожелать, – продолжил он. – Все же найти эту «гадюку» и уничтожить. И за меня и мою семью тоже…
На улице уже давно стемнело. Беликов, видимо уже добрался до столицы и скорее всего уже ехал на электричке со своего Ленинградского вокзала в сторону Твери. А Николай все лежал с открытыми глазами, смотря в потолок, и мысленно еще и еще раз вспоминал ту единственную встречу с «Хирургом» в палатке. Когда боевики убивали его родного брата…
Большаков пытался, но не мог вспомнить рук убийцы и что-то запоминающееся в его облике. Но, вдруг сознание прояснилось, и он совершенно отчетливо увидел, как на картинке, руку бандита. На среднем пальце правой руки которого …был золотой перстень. Николай запомнил это, потому что тот, кто убил Андрея, прежде чем ударить, повернул саму эту золотую печатку внутрь ладони. Видимо боялся залить ее кровью.
Лишь одно мгновение видел Большаков эту печатку, но запомнил. Там был небольшой, утопленный в золоте бриллиант и большая буква «А». Конечно, не густо, но все же…
…Николай вспомнил, как попытался приподняться с окровавленного земляного пола медицинской палатки, но ноги не слушали. Он хотел ухватить «Хирурга» за сапог, но бандит быстро отходил, и пограничник руками судорожно ловил лишь воздух. В какое-то мгновение, Большаков сумел сконцентрироваться, вскочил на ноги, бросился к стоящему рядом бандиту и из последних сил сорвал маску с его лица. Однако, самого лица там не было – под камуфлированной формой и маской была лишь …тень.
Николай бросил маску на пол, и увидел, как тень исчезла за пологом палатки. Закричал от досады и …открыл глаза…
Он даже не заметил, как уснул. И сейчас даже не мог понять, что в его сне было реальностью, а что – нет. А на его крик из коридора уже бежала медсестра и дежурный врач. Круглые настенные часы на стене показывали всего пять часов утра…
Потом этот сон повторялся Большакову довольно часто, и каждый раз он не мог увидеть лица «Хирурга», а гнался только лишь за его… тенью.
За два дня до выписки, в палате Николая появилась, оставляя за собою шлейф запаха дорогих французских духов, обаятельная белокурая красавица с огромными карими глазами, длинными ногами и осиной талией. Она была одета в дорогой светло-синий брючный костюм, на спину которого
– Ну, что Коленька, не узнал? – она слегка наклонилась к лежащему Большакову. – А я думала, что ищешь меня по всей нашей необъятной стране, переживаешь, сходишь с ума…
Конечно же, Николай ее узнал. Это была та самая Алена Кравчук. Та девушка, в которую он влюбился с первого взгляда, едва переступив порог детского дома. Та самая целеустремленная девушка, которая выбрала «Рыжего» ради его статуса в детдоме, ради его нечестных денег.
– Аленка, ты, как и всегда, великолепна! – Большаков галантно встал с кровати в своем спортивном костюме и пододвинул ближе стул. – Вот только не думал, что мы с тобою увидимся. Тем более в этих госпитальных стенах. Как ты только могла об этом узнала?…
– Ну, это проще простого, – девушка села на предложенный ей стул и забросила ножку на ножку. – Несколько месяцев назад я узнала, что на окраине Орехово-Зуева на старом кладбище похоронили офицера Большакова, бывшего детдомовца. Господи, как я тогда рыдала! Думала, что ты. Ведь, каюсь, в школе была в тебя влюблена. Ты был моим кумиром, мечтой!
– А мне казалось, что твоим кумиром был, насколько я помню, только наш «Рыжий», – не удержался Николай.
– А что мне слабой красивой девушке оставалось, – она подняла на офицера свои огромные зеленые глаза, – мне нужна была опора, широкая спина, ну и наконец, чего говорить – финансовая помощь… А ты ушел в суворовское, даже мне не писал… А я о тебе помнила, ждала… – Она кокетливо прикрыла глаза.
– Да, мы с тобою уже лет 12 не виделись, – улыбнулся Николай.
– И за это время ты меня даже ни разу не вспомнил. – Как ни в чем не бывало продолжила девушка. – Так вот, я зашла в наш детский дом и там узнала, что похоронен не ты, а гвардии лейтенант Андрей Большаков. Тот самый малыш из команды «Рыжего», ну которого ты потом «усыновил» и дал ему свою фамилию. Молодец парень, говорят, кавалер боевого ордена. Я даже к нему на могилу съездила, цветочки положила…
– Ну а потом наш бывший директор – дедушка Беленький. – Она сделала вид, что утирает набежавшую слезу. – Рассказал о том, что ты тоже в том бою тоже пострадал. Лечился где-то в Таджикистане. А сейчас тебя лечат в Подмосковье, в пограничном госпитале. Вот и приехала тебя навестить.
– Помнила тебя, любила, – Алена быстро поправила косу. – Вот и решила тебя сама из госпиталя забрать, вылечить. Хватит тебе служить. Новая страна, новые возможности.
– При этом, говорят, – как бы между прочим продолжила девушка, – тебя, вроде, к званию Героя России представили. Так что место тебе престижное для работы значит найдут, денежное. К примеру, где-то в «Газпроме». Ну, чтобы там – далеко в Сибири рабочие работали, а ты бы здесь в Москве – ими вроде руководил. Распишемся в Грибоедовском, я тобою бы восхищалась, детей бы тебе родила…, – она о чем-то задумалась и продолжила. – И коттедж нам на Рублевке вовсе не нужен, ограничим себя трешкой в Москве и двухэтажной зимней дачей… Ну, и конечно же, поможешь мне фирмочку открыть… Вот она – будет жизнь…