На перепутье
Шрифт:
Лес постепенно оживает. Птичьи голоса стали громче, они звучат все смелее. Возле кустарников вьются следы куропаток, в лесу – тропы, проложенные зайцами, под лиственницами виднеются отпечатки беличьих лапок, поразительно похожих на человеческие ладони. То и дело встречаются лисьи следы. Крупное зверье держится подальше от деревни, кроме тех, кого подкармливают егеря, но все они остались позади, на другом берегу. Сейчас на многие километры вокруг я единственный хищник, представляющий реальную угрозу.
Солнце светит все ярче, я надеваю темные очки. Снежная слепота – не самая приятная вещь, уже не раз через это проходил. Наши предки знали толк в защите от весеннего солнца – у них были замшевые повязки для глаз с очень узкими прорезями.
Я бегу по безлюдному простору тайги и пытаюсь представить, как они жили здесь сотни лет назад, кочевали
Я также знаю, что старейшины руководствовались не эмоциями, а доводами рассудка, всегда делая выбор в пользу реальных перспектив, а не сомнительной сиюминутной выгоды. Только благодаря их всесторонне взвешенным решениям наш род не только выживал, но и рос. Слава об Охотниках распространилась далеко за пределы территории, по которой кочевали торгоны. Часть их становилась наемниками – за определенную плату они брались выполнить практически любую грязную работу. В племени был отряд, который большую часть времени проводил в разъездах – настоящая военная элита, лучшие из лучших, люди, специально обученные искать, находить и устранять. Их услуги стоили очень дорого – это могли позволить себе немногие. Но все заработанное их кровью и потом поступало старейшинам, которые и распоряжались добычей. Это значительно расширило торговые и культурные связи торгонов – неудивительно, что среди артефактов, которые до сих пор передаются из поколения в поколение, встречаются удивительные вещи, происходящие из самых разных стран. В нашей семье сохранилось несколько таких, включая серебряный перстень вожака.
При всей своей значимости Охотники во все времена оставались едва ли не самыми бесправными. Они не могли завести семью, это позволялось лишь в исключительных случаях. Не владели собственностью. Не имели права голоса. По сути, они исполняли роль ручных хищников, и служили за еду и кров. С самого детства им прививали мысль, что раз род вкладывается в их обучение, обеспечивает снаряжением и оружием, дает возможность проявить себя в настоящей схватке, то они обязаны вернуть этот долг сторицей. Не знаю, почему Охотники так ни разу и не восстали, с их навыками они бы даже с соплеменниками справились без труда. Может, и были подобные прецеденты, просто сведения об этом до нас не дошли.
Хотя я иногда думаю, что Охотники слишком сильно потакали своим инстинктам, и у них просто не было возможности задумываться о том, какую ступень на социальной лестнице они занимают.
Честно говоря, меня всегда интересовало, как именно моя семья в таких условиях заняла главенствующее положение, ведь они тоже были изгоями.
Я бегу через тайгу, и мне кажется, что я вот-вот столкнусь с кем-то из них. Окружающие деревню леса с тех пор мало изменились – конечно, появились дороги, следы деятельности человека можно заметить практически везде, кое-где протянулись линии электропередач, но большей частью это та же тайга, какой она была и сто, и двести, и триста лет назад. Время здесь словно замерло. И когда я один, мне легко представить себе такую встречу. Я словно вливаюсь в поток, в котором воедино сплелись прошлое, настоящее и будущее.
Я добегаю до крупного озера – по сути, это три водоема, которые слились в один. Останавливаюсь,
Я с трудом забираюсь на свой берег, и медленно бегу по узкой тропке, петляющей среди сосен. То и дело оступаюсь и чуть не падаю, ноги проваливаются в глубокий снег. Кажется, я устал больше, чем ожидал, и сейчас мечтаю только об одном – попить, немного поесть и растянуться на кровати.
Август говорит с кем-то по телефону. Он кидает в мою сторону обеспокоенный взгляд, но я чувствую, что в этот раз его тревога вызвана не моим длительным отсутствием. Быстро выпиваю стакан воды, переодеваюсь, возвращаюсь на кухню.
– Что случилось? – я заглядываю в холодильник, вытаскиваю тарелку с остатками вчерашнего ужина и ставлю в микроволновку.
– Лидия звонила, говорит, у Марка неприятности. Просила тебя как можно скорее заглянуть к ней.
– Они разве не должны ехать обратно? – успеваю нарезать хлеб и приготовить пару бутербродов.
– В том-то и дело – Марк со вчерашнего дня не объявлялся. Где он – никто не знает.
– Ты говорил с Денисом? – до меня начинает доходить, что ситуация действительно серьезная.
– Да. У них вчера был свободный день, большинство, как я понял, пошли по магазинам. Только вот Марка явно не интересовал шопинг, – Август дожидается, пока закипит вода, и наливает нам обоим чай, – Другие ребята не в курсе, куда он мог пойти. Кирилл спохватился только вечером, когда младший не вернулся домой.
– Когда время было упущено, – я медленно выдыхаю, стараясь успокоиться, – Ладно, давай быстро поедим и сходим в дом на окраине.
Август согласно кивает. Я набираю Дениса, слушаю долгие гудки, и когда уже собираюсь нажать отбой, он отвечает. Его голос звучит виновато. Я включаю громкую связь, чтобы и Август поучаствовал в разговоре – все-таки он знает Марка лучше меня.
– Я в курсе. Скажи, ты не замечал чего-то необычного в его поведении? – у меня нет времени выслушивать его извинения, поэтому сразу приступаю к делу.
– Нет, ничего. Держался как обычно.
– Не упоминал каких-то знакомых в городе? Не звонил кому-то?
– Вроде бы нет. Я заметил лишь, что он с кем-то активно переписывался. Но звонков не было.
– Если что-то вспомнишь, сразу сообщи. Когда вы обратно?
– Остальные уехали, я один тут.
– Хорошо, тогда будь на связи. Кирилл в ближайшие дни свободен?