На полголовы впереди
Шрифт:
Конечно, я понимал.
– И что сказал этот человек, когда ты рассказал ему про то лакомство?
– спросил я.
Ленни казался совершенно раздавленным.
– Он ухмыльнулся, как акула... все зубы показал... и говорит – если я хоть кому-нибудь про него скажу... он уж позаботится, чтобы я... чтобы я... подцепил СПИД, – закончил он шепотом.
Я вздохнул:
– Это вот так он пригрозил тебя убить?
Он слабо кивнул, как будто у него больше не осталось сил.
– Как он выглядел? – спросил я.
– Похож на моего отца. – Он помолчал. – Я всегда ненавидел отца.
– И
Он мотнул головой:
–Он не из англичан.
– Канадец?
– Или американец.
– Ну что ж, – сказал я. Больше спрашивать было не о чем. – Я позабочусь о том, чтобы ты не подцепил СПИД. – Я немного подумал. – Оставайся в вагоне, пока мы не прибудем в Калгари. Мисс Браун попросит кого-нибудь из конюхов принести сюда твою сумку. Этот вагон отцепят от поезда, а лошадей на грузовиках перевезут в какую-то конюшню, они пробудут там два дня. Все конюхи поедут с ними, – вероятно, тебе это известно. Ты поедешь вместе с остальными конюхами. И не волнуйся. Кто-то придет за тобой, заберет тебя и приведет другого конюха для Ледника. – Я остановился, чтобы посмотреть, понимает ли он, что я говорю, но он, кажется, все понял. – Куда ты хочешь поехать из Калгари?
– Не знаю, – уныло ответил он. – Мне надо подумать.
– Ладно. Когда этот кто-то придет за тобой, тогда и скажешь ему, куда хочешь ехать.
Он посмотрел на меня с некоторым недоумением:
– А почему вы со мной возитесь?
– Не люблю, когда на кого-то наводят страх.
Он содрогнулся:
– Мой отец на всех наводил страх... и на меня, и на маму... А потом кто-то ткнул его ножом, убил его... Так ему и надо. – Он помолчал. – Тем людям, на кого он наводил страх, никто никогда не помогал. – Он снова помолчал, не в силах произнести непривычное слово, а потом все же выдавил из себя:
– Спасибо.
Томми вернулся в вагон-ресторан в галстуке и застегнутым на все пуговицы. Зак как раз заканчивал сцену, в которой старого Бена, конюха, который выпрашивал у Рауля деньги на вокзале в Торонто, привели из той части поезда, где ехали болельщики, чтобы он дал разоблачающие (и ложные) показания против Рауля – будто бы тот подсыпал что-то лошадям Брикнеллов. Рауль категорически отвергал обвинение, ухитряясь при этом выглядеть воплощением добродетели и в то же время, возможно, виновным. Общие симпатии склонялись на сторону Рауля, потому что нытье Бена всех раздражало, а Зак заявил, что вечером в отеле "Шато" появится "самый важный свидетель", который даст "решающие показания". "Против кого?" – спросили сразу несколько человек. "Придет время – сами увидите", – таинственно ответил Зак, удаляясь в коридор.
Эмиль, Оливер, Кейти и я накрыли столики к обеду и стали подавать первое, второе и третье. Филмер так и не появился, но Даффодил пришла, все еще расстроенная и сердитая, как и за завтраком. Выяснилось, что она уже уложила чемодан и непоколебимо стоит на своем – в Калгари она сойдет. Похоже было, что никто не смог добиться от нее, в чем, собственно, дело, и все больше пассажиров склонялись к мнению, что это любовная ссора.
Осторожно разливая вино,
Когда на пустынном горизонте показались острые белые иголочки небоскребов Калгари и все наперебой принялись указывать на них друг другу, я сказал Эмилю, что постараюсь успеть к мытью посуды, и сбежал через весь поезд к Джорджу.
– Можно будет в Калгари позвонить из поезда по кредитной карточке?
– Да, можно.
Когда поезд замедлил ход, он указал мне на телефон и сказал, что в моем распоряжении пятьдесят минут. Сам он, как обычно, будет находиться около поезда и наблюдать за высадкой. Я дозвонился до миссис Бодлер, голос которой звучал, как у беззаботной шестнадцатилетней девушки.
– Ваша фотография уже в пути, – сказала она без всяких предисловий. Но в Калгари она не поспеет. Сегодня к концу дня кто-то поедет на машине из Калгари в Лейк-Луиз, и он передаст ее этой вашей мисс Ричмонд.
– Замечательно, – сказал я. – Спасибо.
– Но про те цифры от Вэла Коша, к сожалению, ничего не слышно.
– Ну, ничего не поделаешь.
– Что-нибудь еще? – спросила она.
– Да. Мне надо поговорить с самим Биллом.
– Какая жалость. А мне наши разговоры доставляли такое удовольствие.
– О, простите, пожалуйста... Мне тоже. Только тут надо не просто что-то передать или получить ответ. Это дело долгое... и сложное.
– Мой дорогой, не надо извинений! Десять минут назад Билл был все еще в Виннипеге. Я сейчас же ему позвоню. Вы знаете свой номер?
– Хм... Да. – Я продиктовал ей номер с таблички на телефонной трубке.
– И скажите ему, пожалуйста, что чем скорее, тем лучше.
– До следующего разговора, – сказала она и положила трубку.
Я с нетерпением прождал напрасно десять минут, и только тогда телефон зазвонил. В рубке послышался густой бас Билла:
– Где вы?
– В поезде, стоим у вокзала в Калгари.
– Мама сказала, что это срочно.
– Да, но в основном потому, что этот сетевой телефон стоит в купе главного кондуктора и работает только в городах.
– Понял, – ответил он. – Выкладывайте.
Я рассказал ему, что Даффодил собирается сойти, и о паническом состоянии Ленни, о том, чего не говорит она и что сказал он.
– Я правильно вас понял? – переспросил наконец Билл Бодлер. – Этот Ленни Хиггс сказал, что Даффодил Квентин заставила его подложить что-то в корм ее лошади, отчего у лошади началась колика, и она издохла?
– Есть все основания предположить, что одно было причиной, а другое следствием, однако это недоказуемо.
– Да. Было проведено вскрытие, и никто не мог понять, почему случилась колика. Это у нее издохла уже третья лошадь. Страховщики заподозрили неладное, но выплатить страховку им пришлось.
– Ленни говорит, будто она сказала, что никогда не сделала бы ничего плохого своим любимым лошадям, но дала ему сто долларов, чтобы он молчал.
Билл что-то проворчал под нос.
– Но, возможно, это потому, что у нее уже издохли две лошади, и она боялась, что все подумают именно то, что и так подумали.