На пороге

Жуйков Иннокентий

Закончив читать, корреспондент сел. Директор поднял начальника цеха на ноги:

– Ну, а теперь ты скажи, что думаешь об этой писанине?

– Клевета. Неделю назад в моем цехе работала заводская комиссия по проверке хозяйственной деятельности. Есть акт. Нарушений не выявлено. Была попытка выноса радиодеталей за территорию завода. Нарушитель уволен, – сказал Генрих Иванович, держа в дрожащих руках авторучку.

– А теперь в присутствии корреспондентов пусть выскажутся те, кто сочинил этот пасквиль, кто пытается очернить коллектив цеха и завода. Мы должны понять, что движет ими. Какова цель этого письма? – сказал директор завода.

Воцарилась напряженная тишина.

– Ну что, смелых

не стало?

И тут к столу начал проталкиваться Георгий Веселов.

– Есть смелые, Илья Михайлович. Это письмо написали мы. Оно не анонимное – под ним подписи – моя и моих товарищей. Мы отвечаем за каждую строчку этого письма. Я могу показать место, куда сброшено и зарыто все то, о чем написано в письме. Я могу рассказать, как и где из нержавейки сваривались фляжки для выноса спирта с завода, где и как по эскизам изготавливались нержав стальные пороги и глушители для личных «Москвичей», гаражные электро щитки, нержав стальные канистры.

– Как же все это, милый мой, выносилось за территорию строго охраняемого объекта?

А это вам лучше может рассказать Никита Павлович, мастер по подготовке производства, секретарь партбюро цеха, между прочим.

– Нет уж, давай, вали. Ты тут, видать, закоперщик всей этой кляузы.

– Илья Михайлович, тут и валить нечего: к воротам цеха подъезжала машина, черная «Волга» вроде вашей. Никита Павлович просил ребят помочь ему поднести приготовленное, все это грузили в багажник.

У ворот солдатик отдавал честь и поднимал шлагбаум. Машина уезжала. Все.

– Сколько машин имеют право въезжать на объект и выезжать без досмотра? – негромко спросил Игорь Соломонович у сидящего рядом подполковника.

– Три «Волги»: директора, главного инженера и главного технолога.

Директору стало плохо: он побледнел, достал бутылочку с нитроглицерином, вытряхнул одну таблетку на ладонь и начал заваливаться набок. Подполковник закрыл собрание, приказал всем расходиться по рабочим местам.

Срочно вызвали машину скорой помощи, фельдшерский пункт был на территории завода, и, не снимая кардиограммы, директора завода увезли в реанимацию городской больницы.

И с этого момента события на предприятии и вокруг него стали развиваться с калейдоскопической быстротой. Невзрачный мужчина в куртке и кавказской фуражке оказался полковником КГБ с очень большими полномочиями, а алюминиевый чемоданчик, с которым он не расставался – сложным устройством со встроенными чувствительными микрофонами. Городской отдел КГБ, по указанию свыше, временно перешел в его полное подчинение. В отделе были прослушаны и проанализированы все записи, сделанные Горгачевым в заводоуправлении и в цехе завода. Подполковник, отвечающий за режим на предприятии, был временно отстранен от своих обязанностей, против него начато служебное расследование.

Начальник цеха и мастер по организации производства арестованы, в их кабинетах прошли обыски. В кладовых и нелегальных местах хранения материальных ценностей прошли ревизии и обыски в присутствии понятых и следователей. Обнаружилось много интересного: две алюминиевые фляги с нигде не числящимся спиртом, нержав стальные глушители для легковых автомобилей. И главное – в сейфах Бакулева и его завхоза обнаружились корольки – слиточки спекшегося серебра. На заводе в чистом виде серебро не использовалось, использовался серебро содержащий припой, но в ограниченном количестве. В коробочках же серебра было несколько килограммов. Здесь же нашлись рыболовные блесны и вольфрамовые мормышки для зимней рыбалки – этот дорогой металл использовался в цехе. На блесны и мормышки гальваническим способом был нанесен слой серебра. При допросах выяснилось, что на технологию добычи серебра наткнулись случайно. Качество электросварочных

швов на изделиях контролировалось при помощи рентгеновского просвечивания. Рентгеновские пленки какое-то время хранились, а потом подлежали уничтожению. Попросту сжигались. Один из рабочих, убирая из печи золу, обнаружил кусочки сплавленного металла. Показал Никите Павловичу, тот начальнику цеха. Сделали анализ – металл оказался серебром. Из рентгеновских пленок, покрытых серебро содержащим раствором, при сжигании образовывалось значительное количество чистого серебра. Открытие утаили. Для сжигания пленок была изготовлена специальная печь, зола просеивалась в присутствии Никиты Павловича. Он же забирал весь металл, ничего не объясняя рабочему. Слухи о серебре в цехе ходили: этого нельзя было скрыть от работниц гальваники, те готовили серебряный раствор для небольшой, лабораторного типа ванны гальваники, где серебрились, по указанию начальника гальванического участка, блесны, мормышки. В сейфе начальника цеха рядом с красивой фляжкой со спиртом стояли пять оригинальных, красивых посеребренных рюмочек, выточенных в цехе.

Траншея за цехом была раскопана экскаватором. В ней, помимо того, о чем говорилось на собрании и что было подтверждено протоколами допросов, еще были найдены не распакованные мешки с медным купоросом и содой для гальванических ванн.

Были произведены обыски в гаражах Бакулева, Поздеева, Бориса Львовича Фоминых – молодого человека, главного технолога завода, талантливого металлурга, имеющего правительственную награду – орден «Знак Почета». Он был зятем Генриха Ивановича и его черная «Волга» имела право въезжать на объект и выезжать без досмотра. В гаражах тоже очень многое заинтересовало следователей.

Судебный процесс был закрытым: в городе о нем знали немногие. Реальные сроки заключения получили семь человек. Трое – начальник цеха, мастер по организации производства и технолог завода на десять лет отправились в Сибирь, в Полянский ИТЛ (исправительно-трудовой лагерь, по уголовному ГУЛАГ).

Впрочем, многие там освобождались досрочно: в лагере существовала шкала зачетов: при выполнении норм выработки свыше 120 процентов один отработанный день засчитывался за два.

Всех, подписавших письмо в газету, постепенно, в течение года, с завода уволили.

По сокращению штатов.

П о г и б п р и и с п о л н е н и и …

Веселов Георгий, тренер по греко-римской борьбе, шел с толпой допризывников, их матерей, невест, друзей и подруг к военкомату, чтобы проводить часть своих воспитанников на войну. К военкомату они подходили не сразу. В клетчатых шерстяных брюках, джинсах, на ногах старенькие туфли, кроссовки, кеды, у некоторых и рубашка на три пуговицы настежь – строптивую буйную душу видно. Стояли вразвалочку, курили – вольница. Вышедший майор построил их в колонну, сказал напутствие, и колонна вышла на улицу. Удивительное, непривычное это было зрелище: машина ГАИ с мигалкой, дирижер, бунчук с развевающимися кистями, блеск духовых инструментов, тревожная мелодия «Славянки», девочки, взмахом руки приветствующие парней, жители, выглядывающие из окон домов, матери, шедшие рядом по бульвару: где среди сотни допризывников ее родной, кровиночка…

У памятника Ленину – почетный караул с карабинами у ног. Допризывники подравнялись, короткие речи и минута молчания в память о парнях, погибших в Афганистане. Десятки красных роз опустились к подножию монумента.

Продолжились проводы в клубе «Родник». На стульях веером разместились допризывники, рядом, справа, в форме и с боевыми наградами на груди – воины-интернационалисты, с другой стороны с гитарами представители клуба самодеятельной песни – барды. Пока же из динамика льется песня, записанная на пленку: