На родной земле

Пылаев Валерий

– И то верно. – Мстислав задумчиво потеребил бороду. – Выходит, надобно в поле биться, как отцы наши бились. Все костьми ляжем – да город отстоим, ежели Перун защитит…

– Нельзя в поле! – повторил я. – На стены одна надежда. Иначе булгар наземь не спешить!

– Так разве…

– Значит, нужно вокруг всего города крепость поставить! – Я хлопнул себя по ноге. – Тогда выстоим, да булгар проклятых прогоним!

– Чудные ты слова говоришь, ярл! – Мстислав склонил голову набок. – Сроку у нас – день. Как же ты вокруг целого Вышеграда стену построишь?

– Вокруг целого,

может, и не поставлю, – отозвался я. – Да только послушай, что я скажу, княже…

Глава 28

— Что ты задумал, ярл?

Мстислав смотрел на меня с лошади… И с недоверием. Большая часть из того, что происходило, делалась с его дозволения — но даже он так еще и не догадался, зачем я велел собрать в Вышеграде все колокольчики, бронзовую, оловянную и медную посуду, ненужные железки… в общем, все, что было сделано из металла и при этом умещалось на ладони.

— Увидишь, княже. – Я потуже затянул узелки на принесенных Златой неведомо откуда ложках и опробовал веревку – крепко ли держится? – Будем булгар с коней наземь спускать.

— Так же, как Саврошку из детинца выгонял? — улыбнулся Мстислав. – Хорошо ты мне тогда сослужил, спору нет.

– На этот раз сложнее. – Я покачал головой. – Лютой сече завтра быть. Хоть на конях, хоть пешими – а булгар против твоей дружины впятеро.

– Знаю! — Мстислав недовольно нахмурился. – А ты тут мне еще гридей работой портишь. Будто сам не ведаешь, что перед боем отдохнуть надобно, а не спину гнуть… Да послушаюсь – у тебя, ярл, голова светлая. С Саврошкой управился -- глядишь, и хана булгарского прогонишь.

– Прогоню, княже, – ответил я. – А нет – так висеть нашим головам на пиках рядом. Тогда и поругаешься вдоволь.

– Тогда уж ни к чему будет. – Мстислав тронул поводья коня. – Мертвые сраму не имеют. Ежели придется – все тут и поляжем, а Вышеград погани не отдадим… Бывай, ярл. Вижу, работы у тебя еще невпроворот.

Это точно. Уже чуть ли не сутки Вышеград напоминал огромный муравейник. Мы с Ратибором согнали и из города, и из близлежащих сел и деревенек всех, кто мог таскать хотя бы несколько сухих палок. В избах остались только старики и совсем малые дети – но и те то и дело порывались помочь. К полудню даже здоровенные гриди валились с ног от усталости – но зато вокруг Вышеграда выросла стена.

Только с одной стороны – той, где протекала Вишинева и возвышался над водой мост. Хлипенькая, низенькая – местами в половину моего роста – больше похожая на беспорядочно натыканные в землю кое-как заостренные колья и уродливые кривые насыпи – но все-таки стена. Часто… нет, скорее редкокол проходил вдоль речки, окружая избы и будто обнимая Вышеград длинными костлявыми ручищами, забирался вверх, к детинцу – и там упирался в уже настоящие, крепкие стены. Купеческие и боярские дома на северной стороне остались без защиты – но туда булгары не пройдут… А если пройдут, ни я, ни князь, ни его дружина этого уже не увидим.

Нападут на город завтра на рассвете – едва ли хан отважиться биться на незнакомой земле в темноте даже имея во много раз больше людей. Основное оружие булгарской конницы – лук, и ночью воинам придется бить вслепую. Нет, хан дождется первых лучше

солнца – и только тогда ударит. Всем двухтысячным воинством разом, чтобы одним махом смести любое сопротивление и войти в Вышеград полноправным хозяином. Так было и в Круглице, и в Есенике и в других городах, которые уже пали и склонились перед булгарами. Дружины гибли, если отваживались выходить в поле, но и тех, кто скрывался за крепкими стенами крепостей, ждала не лучшая участь. Тысячи луков могут выпустить тысячи огненных стрел. Вполне достаточно, чтобы спалить дотла любой деревянный детинец. А уж если тот каким-то чудом уцелеет – булгары просто разграбят сам город и вырежут всех, кто не успеет укрыться за частоколом.

Любая тактика неизменно проигрывала колоссальному численному преимуществу кочевников… Но я собирался провернуть хитрую комбинацию и обмануть хана, заставив ударить раньше, без предварительной «артподготовки». А потом пробиться в самое сердце его армии, разметать кешиктенов и закончить их великий поход одним броском копья.

Но удастся ли перехитрить полководца, который участвовал в десятках, если не в сотнях битв – и наверняка не проиграл ни одной? Достаточно ли лакомым кусочком станет моя «приманка»? Смогут ли дружинники разыграть беспорядочное отступление и заманить бронированную конницу – ядро булгарского воинства – в заранее подготовленную ловушку?

– Боярин… Друже, послушай!

Третьяк выскочил неведомо откуда. В толстом меховом тулупе и шапке – такой же, как и всегда. Разве что чуть похудевший. В эти дни беготни хватало всем – и купцы не стали исключением. Они-то и подпортили мне больше всего крови. Если бы не авторитет князя и Ратибора, я бы в жизни не смог выбить из прижимистых богатеев ни дерева на постройку хоть какой-то стены, ни холопов для особенно тяжелой работы… ни всего остального.

– Чего надобно? – Я отер пот со лба. – Опять Прошка воду мутит?

Больше всего хлопот доставлял тот самый козлобородый купчишка, который особенно громко вопил на вече, когда мы с Рагнаром приплыли в Вышеград. Тогда князь приказал всыпать болтуну по первое число – и теперь Путята то и дело вредничал, пытаясь вставлять мне палки в колеса везде, где мог.

– Опять, боярин, – вздохнул Третьяк. – Говорит – нету у него трех телег. И остальных подбивает – кого по две отдать, а кого и вовсе по одной. Дескать – без надобности оно, виданое ли дело – телегами воевать, да добром купеческим…

– А ты сам чего думаешь? – проворчал я.

– Дык, то да это… – Третьяк бестолково заоозирался по сторонам. – Вроде и надобно дать, ты – голова, без дела просить не будешь. А вроде и жалко, вдруг чего выйдет… Вышеград-батюшка родной, да общий. А тележки-то свои-собственные, да цены немалой. Может, и так сдюжишь, боярин? Али по две возьмешь?..

– По три! – отрезал я. – А с Прошки-болтуна – пять требуй! И скажи: ежели будет народ баламутить – сам приду, да зубы повышибаю.

С этими словами я продемонстрировал Третьяку кулак. Пусть не такой увесистый, как у Ратибора, но достаточно убедительный. Вряд ли кто-то в Вышеграде уже успел забыть, как я одолел старого воеводу в честном (ну, почти честном) поединке.