На рубежах южных
Шрифт:
— Что скажешь, Петрович? — насторожился Леонтий.
— Да вот, Леонтий Максимович, дозорные наши перехватили здешнего атамана. Сбежать хотел…
— Головка? Бежал, говоришь? А ну, показывай его!
Окруженный казаками, насупившись, к Леонтию подошёл атаман станицы Полтавской есаул Головко. Было ему уже за пятьдесят. Невысокий, жилистый, он напоминал затравленного волка. Дурную славу стяжал себе атаман. Он захватил большой пай земли, с самыми лучшими выпасами, заставлял своих должников зиму и лето
— Что, стервятник, куда спозаранку собрался?
Леонтий прищурил злые, колючие глаза. Головко молчал и затравленно оглядывал всех исподлобья. Кто-то из станичников выкрикнул:
— В Екатеринодар, куда ж!
– — В Екатеринодар? Значит, Котляревекого упредить хотел? Ну и как? Не вышло? — Голос Леонтия повышался и наконец зазвенел, как струна: — Гей, ребята! А ну, приготовьте на вон той акации добрую качелю для господина есаула.
Головко рванулся в сторону, но два дюжих казака, скрутив ему руки, поволокли к акации. Над станицей повис дикий, отчаянный вой…
— Это для начала, — глядя на раскачивающееся в воздухе тело, сказал Малов. — За товарищей наша первая расплата…
Сизый дым окутал Полтавскую. Раскалывая небо, громом грохочут пушки, трещат ружейные выстрелы. Два полка, как чёрная хмара, обложили станицу, не пробиться черноморцам. Все плотней и плотней сжимают враги кольцо…
Ядра со свистом падают во дворах, поднимая чёрные султаны земли и липкой грязи.
Казаки залегли за плетнями, упорно отстреливаются. Сквозь мушкетную и пушечную пальбу Митрий кричит Леонтию:
— Опередили нас, не успели с кордонов подойти!
— Если до ночи продержимся, пробьёмся! — ответил Леонтий.
Митрий кивнул.
Солдаты то подкатывались почти до самых плетней, то под меткими пулями казаков отходили, оставляя убитых.
Подполз Андрей.
— Что снег на голову! Как быстро они подошли!.. Побило у нас многих…
Неожиданно пальба прекратилась. Откуда-то из-за камышей выехал верховой с белым платком на конце палаша и рысью направился к станице.
— А ну, выйду к нему, — сказал Леонтий.
— Лежи, я сам, — Митрий поднялся и пошёл навстречу всаднику. Вскоре они встретились. Леонтий не сводил с них глаз. Через минуту–две Митрий направился к своим, но не успел дойти до плетня, как из камышей затрещали выстрелы. Митрий остановился, вскинул голову, словно высматривая что-то далёкое, изогнулся и свалился на траву.
— Убили! Митрия убили!
Леонтий вскочил, но Андрей сильно дёрнул его за руку.
— Лежи, хочешь, чтоб и тебя?
Какой-то казак подполз к Митрию и, взвалив на спину, потащил к плетню.
Убитого положили под кустом терновника. Пуля попала в затылок, и смерть наступила мгновенно…
К вечеру небо заволокли тучи. Они стремительно надвигались
— Вот оно, наше спасение! — радостно заговорили казаки.
Теперь и у Леонтия уже не было сомнения, что под покровом ночи и дождя им удастся прорваться и уйти от преследования. Из-за плетня старательно рассматривал, что затевает враг. Неожиданно острая боль обожгла его, и что-то горячее потекло по груди. Стало тошно, голова закружилась, и он сел к плетню.
Грянул гром. В минуту все вокруг потемнело, казалось, земля и небо слились воедино, но Леонтий этого уже не слышал…
Очнувшись, Малов увидел над собой камышовую крышу шалаша, низко нависшую над головой.
Открылась дверь, и вошёл Андрей. Леонтий попытался подняться.
— Лежи, лелей! — Коваль подошёл к нему. — Полегчало? Не думал, что отойдёшь. — Присел рядом на пол, устланный камышом. — Теперь мы с тобой ещё наведём страх на панов.
— Где я? — слабо спросил Леонтий.
— Помнишь Полтавскую? Ну, так вот! Как тебя ранило, решили мы пробиваться. Тебя на свитке несли. Сюда в низовья нас только сорок семь пробилось…
Леонтий устало закрыл глаза.
— Самое страшное миновало. Теперь поправляйся. А там, весной, к нам казаки придут беспременно. С рыбных заводей уже двое приходило, говорили, что рыбаки до нас собираются.
— По станицам что слышно?
— Казаков за бунт наказывают… Ну, хватит, лежи, в другой раз поговорим.
Андрей поднялся, поправил кожух.
— Стой! — слабо проговорил Леонтий. — Лежи, лежи… А кормить-то меня думаете?
— Вот это добре! — радостно воскликнул Андрей. — Коль на еду потянуло — значит, быстро силы наберёшь. А тут как раз привезли ачуевские рыбаки нам добрый подарок.
Андрей вышел из шалаша. Леонтий устало прикрыл глаза. Он чувствовал себя таким слабым, что даже веки было трудно открывать. То и дело наплывало странное забытье…
Из забытья Малова вывел весёлый голос Андрея.
— А ну, пробуй, атаман, атаманский харч!
Он поднёс ко рту Малова деревянную ложку, полную какой-то черноватой каши, остро пахнущей рыбой… Леонтий с трудом взял в рот кусочек этой кашицы и ощутил её удивительно приятный, солоноватый и жирный вкус.
«Что ж это такое?» — подумал он.
— Ешь, ешь, атаман, панскую еду! — приговаривал Андрей, вновь поднося ко рту Леонтия полную ложку. — Икра это, самая добрая ачуевская икра. Тамошние рыбаки её для Котляревекого готовили, а тебе принесли. Ешь, друже.
Медленно поправлялся Леонтий. Когда впервые после болезни вышел из шалаша, в лицо ударило морозом и колючим снегом. Все вокруг было белым–бело. Шелестел на ветру сухой пожелтевший камыш. Леонтий зашёл в курень к казакам.