На синей комете
Шрифт:
Мы были уже в предгорьях. Пейзажа за окном не разглядеть, разве что редкие огоньки в темноте, но я почувствовал, что поезд сбавил скорость: перестук колёс замедлился, с каждым метром мы забирались всё выше — вверх по склону. Это восточные отроги Скалистых гор.
Голландец прав. Невозможно нырнуть или впрыгнуть в макет и оказаться внутри… Внутри чего? Ведь я еду в настоящем поезде, ем настоящие оладьи, а за окном настоящие прерии и горы! Значит, всему, что со мной произошло, надо найти разумное, а не безумное объяснение.
Я заснул, а проснувшись, увидел, что мы уже в Альбукерке: с платформы
Но тут я внезапно вспомнил кое-что очень важное! Церковные колокола бьют пять раз — я это чётко слышу. Причём слышу это в банке, и храм совсем рядом, на перекрёстке. А на часах станционного здания было семнадцать ноль четыре. «Синяя комета» отходила от станции «Песчаные дюны» в семнадцать ноль четыре! Выходит, что бандиты ограбили банк, похитили меня и увезли за тридевять земель за четыре минуты? Невозможно! Нереально! За четыре минуты такое может произойти только чудом. Значит, я всё-таки прыгнул в макет? Значит, я сел в игрушечный поезд и путешествую теперь где-то во времени и пространстве, между небом и землёй?
Напротив меня сидел Голландец и снова держал в руках газету: он перечитывал заметку об ограблении банка. И в этот момент меня осенило. Я посмотрел на дам, которые по-прежнему оживлённо болтали через проход от нас. Да-да, я их уже видел — раньше, в моём поезде, они были крошечные, оловянные. И Голландца помню: молодой человек в оловянных очках, читающий оловянную газету. И я был в том вагоне: оловянный мальчик, сидящий напротив молодого человека в очках! Мы ехали бесконечно, круг за кругом, по тёмным туннелям, через реки и горы, с востока на запад, через Денвер и Альбукерке, а потом обратно через Солт-Лейк-Сити… Я еду в экспрессе «Золотой штат» и смотрю в окно, а другой Оскар, Оскар-великан, возможно, как раз сейчас смотрит на меня в подвале на улице Люцифер…
Глава 7
И вот он, Лос-Анджелес.Перед тем как мы с Голландцем сошли с поезда, он взял на столе в купе фирменный листок линии «Рок-Айленд» и написал для меня своё настоящее имя и телефон своей девушки. Я сложил листок и сунул поглубже в кошелёк.
— Послушай, ковбой, — сказал Голландец уже на платформе. — Давай-ка ты при мне позвонишь своему отцу, а то я что-то не вижу, чтобы он тебя встречал.
И тут я разрыдался, прильнув к его широкой груди спасателя-профессионала.
— Мне некуда звонить, Голландец! — всхлипывая, признался я. — У меня нет его телефона!
— Ты сам говорил, что он тебя встречает! Я думал, у вас уговор.
Я заплакал ещё громче — постыдно, по-детски, но остановиться не мог.
— Я ни разу в жизни не звонил из автомата, я не знаю как. И у меня нет папиного номера! Я никогда не увижу папу!
Голландец ободряюще похлопал меня по спине:
— Не грусти, Оскар. Скажи лучше, как называется ранчо, где он работает.
— «Индейская роща».
— Вот и отлично. Мы с тобой сейчас
— Телеграмму? Как это?
— Компания «Вестерн Юнион» доставляет клиенту телеграммы через два часа после отправления. В любой части страны. Я достоверно знаю, сам работал, разносил телеграммы. Как раз в твоём возрасте.
Голландец принялся звонить: набирал разные номера, спрашивал, ждал. Наконец его соединили с ранчо «Индейская роща» в районе городка Резеда. И вдруг он выронил трубку, точно ошпарился, точно это не трубка, а горячая картофелина.
— Она током бьётся! — закричал он. — Как электрический стул! [11]
Трубка висела на проводе и покачивалась, а из неё доносился громкий металлический треск и грохот. Потом сквозь шум пробился голос: «Да! Алло! Слушают вас! Индейская роща! Кто говорит?»
Голландец аккуратно, двумя пальцами, поднял трубку.
И попросил позвать моего отца. Дважды произнёс фамилию но буквам: О-Г-И-Л-В-И. Потом нахмурился и, прикрыв трубку ладонью, прошептал:
11
Нам это сравнение может показаться странным, но для жителей Соединённых Штатов оно звучит естественно, потому что смертные приговоры там приводились в действие именно с помощью электрического стула, причём довольно долго — с 1890 по 1967 год.
— Он там больше не работает.
— Выясни, куда он поехал, — попросил я дрожащим голосом.
— Парень на том конце почти не говорит по-английски, — пояснил Голландец. И снова заговорил в трубку, медленно и отчётливо: — Куда поехал мистер Огилви? Где я могу его найти?
Голландец повторил оба вопроса дважды. Тишина. Наконец на другом конце провода что-то ответили, Голландец кивнул и снова набрал справочный номер, чтобы выяснить телефон другого ранчо, «Берег лагуны». Монеты одна за другой проваливались в щель телефона-автомата. До моего слуха доносились гудки — значит, где-то зазвонил телефон. Где-то там, где сейчас может быть папа.
Голландец снова просил позвать папу, снова внятно произносил его имя, препирался, и через долгие десять минут ему дали название третьего ранчо.
Я глаз не сводил с Голландца. Похоже, он понимал, как колотится сейчас моё сердце — вот-вот из груди выпрыгнет. Терпеливо, с улыбкой, он выяснил и набрал новый номер.
— Ковбой, знаешь поговорку «Бог троицу любит»? — спросил он меня, поджидая, пока ему ответят. — На этот раз тебе повезёт.
Снова гудки. Потом — даже я услышал — девушка-оператор произнесла: «Компания «Джон Дир»».
— Будьте добры, Оскара Огилви, — попросил Голландец нежнейшим, любезнейшим голосом.
— Минуту, — сказала невидимая, неизвестно как выглядящая девушка. Голландец подмигнул. Затем раздался ответ: — Мистера Огилви сейчас нет в городе, сэр. Он проверяет оборудование в Тарзане. Вы сможете застать его по этому номеру на следующей неделе.
— А как позвонить мистеру Огилви в Тарзану? — спросил Голландец.
— Я не знаю, вправе ли я дать вам такую информацию. — Девушка замялась.