На скосе века

Коржавин Наум Моисеевич

Не с того ль твоя судьба: Смертный выстрел — для любви, С Богом — дворников толпа, Церковь Спаса — на крови? Чу! Карета вдалеке… Стук копыт. Слышней… Слышней… Всё! В надежде — и в тоске Сам пошёл навстречу ей. 1967

Новоселье

1

В снегу деревня. Холм

в снегу. Дворы разбросаны по склону… Вот что за окнами балкона, Проснувшись, видеть я могу. Как будто это на холсте! Но это всё на самом деле. Хоть здесь Москва, и я — в постели, В своей квартире, как в мечте. Давно мне грезился покой. Но всё же видеть это — странно, Хоть в окнах комнаты другой Одни коробки, плиты, краны, Индустриальность, кутерьма. Чертёж от края и до края… А здесь глубинка; тишь сплошная, Как в давней сказке. — Русь… Зима. Вся жизнь моя была хмельна Борьбой с устойчивостью древней, И нате ж — рад, что здесь деревня, Что мне в окно она видна. И рад, что снег на крышах бел, Что всё просторно, цельно, живо… Как будто расчертить красиво Всю землю — я не сам хотел. К чему раскаянье ума? Чертёж — разумная идея. Я знаю: строить с ним — быстрее, А всем, как мне, нужны дома. Но вот смотрю на холм в снегу, Забыв о пользе, как о прозе. И с тем, что здесь пройдёт бульдозер, Стыдясь — смириться не могу.

2

Тот свет иль этот? Рай иль ад? Нет, бледный призрак процветанья. Квартиры, сложенные в зданья. Широких окон тесный ряд. То ль чистый план, то ль чистый бред. Тут правит странный темперамент. Стоят вразброс под номерами Дома, — дворов и улиц нет. Здесь комбинат, чей профиль — быт, Где на заправке дух и тело. И мнится: мы на свет для дела Явились — жизнь свою отбыть. К чему тут шум дворов больших? О прошлом память? — с ней расстанься! Дверь из квартиры — дверь в пространство, В огромный мир дворов чужих. И ты затерян — вот беда. Но кто ты есть, чтоб к небу рваться? Здесь правит равенство без братства. На страже зависть и вражда. А впрочем — чушь… Слова и дым. Сам знаю:

счастье — зданья эти. Одно вот страшно мне: что дети Мир видят с первых дней — таким. 1967

* * *

Хоть вы космонавты — любимчики вы. А мне из-за вас не сносить головы. Мне кости сломает потом иль сейчас Фабричный конвейер по выпуску вас. Все карты нам спутал смеющийся чёрт. Стал спорт — как наука. Наука — как спорт. И мир превратился в сплошной стадион. С того из-за вас и безумствует он. Устал этот мир поклоняться ему. Стандартная храбрость приятна ему. И думать не надо, и всё же — держись: Почти впечатленье и вроде бы — жизнь. Дурак и при технике тот же дурак. Придумать — он может, подумать — никак. И главным конструктором сделался он, И мир превратился в сплошной стадион. Великое дело, высокая власть. Сливаются в подвиге разум и страсть. Взлетай над планетой! Кружи и верши. Но разум — без мудрости, страсть — без души. Да, трудно проделать ваш доблестный путь — Взлетев на орбиту, с орбиты — лизнуть. И трудно шесть суток над миром летать, С трудом приземлиться и кукольным стать. Но просто работать во славу конца — Бессмысленной славой тревожить сердца. Нет, я не хочу быть героем, как вы. Я лучше, как я, не сношу головы. 1967

Апокалипсис

Мы испытали всё на свете. Но есть у нас теперь квартиры — Как в светлый сон, мы входим в них. А в Праге, в танках, наши дети… Но нам плевать на ужас мира — Пьём в «Гастрономах» на троих. Мы так давно привыкли к аду, Что нет у нас ни капли грусти — Нам даже льстит, что мы страшны. К тому, что стало нам не надо, Других мы силой не подпустим, — Мы отродясь — оскорблены. Судьба считает наши вины, И всем понятно: что-то будет — Любой бы каялся сейчас… Но мы — дорвавшиеся свиньи, Изголодавшиеся люди, И нам не внятен Божий глас. 1968

Друзьям

Я позабыл, как держат ручку пальцы, Как ищут слово, суть открыть хотят… Я в партизаны странные подался — Стрекочет мой язык, как автомат.