На скосе века

Коржавин Наум Моисеевич

Любой спешит к беде — с бедой, К тому, что впереди. И ты над собственной — не стой! — Быстрее проходи. Быстрей — в дела! Быстрей — в мечты! Быстрей!.. Найти спеши Приют в той спешке от беды, От памяти души. От всех, кому ты протянуть Не смог руки, когда Спасал, как жизнь, свой спешный путь Неведомо куда. 1973

НА

ЖИЗНЬ ГНЕВИСЬ НЕ ОЧЕНЬ

* * *

То свет, то тень, То ночь в моём окне. Я каждый день Встаю в чужой стране. В чужую близь, В чужую даль гляжу, В чужую жизнь По лестнице схожу. Как светлый лик, Влекут в свои врата Чужой язык, Чужая доброта. Я к ним спешу. Но, полон прошлым всем, Не дохожу И остаюсь ни с чем… …Но нет во мне Тоски — наследья книг — По той стране, Где я вставать привык. Где слит был я Со всем, где всё — нельзя. Где жизнь моя — Была, да вышла вся. Она своё Твердит мне, лезет в сны. Но нет её, Как нет и той страны. Их нет — давно. Они, как сон души, Ушли на дно, Накрылись морем лжи. И с тех широт Сюда, — смердя, клубясь, Водоворот Несёт всё ту же грязь. Я знаю сам: Здесь тоже небо есть. Но умер там И не воскресну здесь. Зовёт труба: Здесь воля всем к лицу. Но там судьба Моя — пришла к концу. Ушла в подзол. Вокруг — одни гробы. …И я ушёл. На волю — от судьбы. То свет, то тень. Я не гнию на дне. Я каждый день Встаю в чужой стране. Бостон, Бруклайн, июль — август 1974

* * *

Я плоть, Господь… Но я не только плоть. Прошу покоя у тебя, Господь. Прошу покоя… Нет, совсем не льгот. Пусть даже нищета ко мне идёт. Пускай стоит у двери под окном И держит ордер, чтоб войти в мой дом. Я

не сержусь, хоть сам себе не рад. Здесь предо мной никто не виноват. Простые люди… Кто я впрямь для них?.. Лежачий камень… Мыслящий тростник… Всех милосердий я превысил срок, Протянутой руки схватить не смог. Зачем им знать и помнить обо мне, Что значил я, чем жил в своей стране. В своей стране, где подвиг мой и грех. В своей стране, что в пропасть тащит всех. Они — просты. Досуг их добр и тих. И где им знать, что в пропасть тащат — их. Пусть будет всё, чему нельзя не быть. Лишь помоги мне дух мой укрепить. Покуда я живу в чужой стране. Покуда жить на свете страшно мне. Пусть я не только плоть, но я и плоть… Прошу покоя у тебя, Господь. 1974

* * *

Довольно!.. Хватит!.. Стала ленью грусть. Гляжу на небо, как со дна колодца. Я, может быть, потом ещё вернусь, Но то, что я покинул, — не вернётся. Та ярость мыслей, блеск их остроты, Та святость дружб, и нежность, и веселье. Тот каждый день в плену тупой беды, Как бы в чаду свинцового похмелья. …Там стыдно жить — пусть Бог меня простит. Там ложь как топь, и в топь ведёт дорога. Но там толкает к откровенью стыд, И стыд приводит к постиженью Бога. Там невозможно вызволить страну От мутных чар, от мёртвого кумира, Но жизнь стоит всё время на кону, И внятна связь судеб — своей и мира. Я в этом жил и возвращенья жду, — Хоть дни мои глотает жизнь иная. Хоть всё равно я многих не найду, Когда вернусь… И многих — не узнаю. Пусть будет так… Устал я жить, стыдясь, Не смог так жить… И вот — ушёл оттуда. И не ушёл… Всё тех же судеб связь Меня томит… И я другим — не буду. Всё та же ярость, тот же стыд во мне, Всё то же слово с губ сейчас сорвётся. И можно жить… И быть в чужой стране Самим собой… И это — отзовётся. И там, и — здесь… Не лень, не просто грусть, А вера в то, что всё не так уж страшно. Что я — вернусь… Хоть, если я вернусь, Я буду стар. И будет всё не важно… 1974