На скосе века

Коржавин Наум Моисеевич

2

Осенним днём лежим под солнцем летним, А дома осень — снег с дождём сейчас. Мы окунёмся в море — и уедем. И наша жизнь опять обступит нас — Как снег и дождь… Но не хочу впервые Я снова в жизнь — за всё держать ответ. Кто видел мир в минуты роковые, Не столь блажен, как полагал поэт… 1971

3

Блаженство здесь, — на странном солнцепёке, Где мы лежим, где этот Рок — забыт. Совсем

не блеск нам открывался в Роке — Лишь мокрый снег… Да жидкий страх… Да стыд. Он скучен, Рок… И я давно им донят. Он — этот снег. В его плену я рос. Он целый день пустую чушь долдонит И относиться к ней велит всерьёз. А отвернуться?.. Нет!.. Не стоит риска. Поможет мало, а в асфальт — вомнут. Нет, в этой тьме блаженства нет и близко… Как, может, нет и роковых минут. Не бьёмся с Роком — коротаем сроки. Поскольку лучше так, чем гнить во рву, Скот гонят на убой… Но по дороге Он может пить… дышать… щипать траву… …Мы — тот же скот… Хоть нам не сжиться с этим, Хоть мы сейчас, забыв и снег, и дом, Осенним днём лежим под солнцем летним, Как бы от Рока скрыты этим днём. 1972

* * *

Страх — не взлёт для стихов. Не источник высокой печали. Я мешок потрохов! — Так себя я теперь ощущаю. В царстве лжи и греха Я б восстал, я сказал бы: «Поспорим!» Но мои потроха Протестуют… А я им — покорен. Тяжко день ото дня Я влачусь. Задыхаясь. Тоскуя. Вдруг пропорют меня — Ведь собрать потрохов не смогу я. И умру на все дни. Навсегда. До скончания света Словно я — лишь они, И во мне ничего больше нету. Если страх — нет греха, Есть одни только голод и плаха. Божий мир потроха Заслоняют — при помощи страха. Ни поэм, ни стихов. Что ни скажешь — всё кажется: всуе. Я мешок потрохов. Я привык. Но тоскую. Тоскую. 1972

* * *

Иль впрямь я разлюбил свою страну? — Смерть без неё, и с ней мне жизни нету. Сбежать? Нелепо. Не поможет это Тому, кто разлюбил свою страну. Зачем тогда бежать? Свою вину Замаливать? — И так, и эдак тошно. Что ж, куст зачах бы, отвратясь от почвы, И чахну я. Но лямку я тяну. Куда мне разлюбить свою страну! Тут дело хуже: я в неё не верю. Волною мутной накрывает берег. И

почва — дно. А я прирос ко дну. И это дно уходит в глубину. Закрыто небо мутною водою. Стараться выплыть? Но куда? Не стоит. И я тону. В небытии тону. 1972

Родине

Что ж, и впрямь, как в туман, Мне уйти — в край, где синь, а не просинь. Где течёт Иордан, — Хоть пока он не снится мне вовсе? Унести свою мысль, Всю безвыходность нашей печали, В край, где можно спастись Иль хоть сгинуть, себя защищая. Сгинуть, выстояв бой, В жажде жизни о пулю споткнуться. А не так, как с Тобой, — От Тебя же в Тебе задохнуться. Что ж, раздвинуть тиски И уйти?.. А потом постоянно Видеть плёсы Оки В снах тревожных у струй Иордана. Помнить прежнюю боль, Прежний стыд, и бессилье, и братство… Мне расстаться с Тобой — Как с собой, как с судьбою расстаться. Это так всё равно, — Хоть Твой флот у Синая — не малость. Хоть я знаю давно, Что сама Ты с собою рассталась. Хоть я мыслям чужим, Вторя страстно, кричу что есть силы: — Византия — не Рим. Так же точно и Ты — не Россия. Ты спасёшься? — Бог весть! Я не знаю. Всё смертью чревато. …Только что в Тебе есть, Если, зная, как Ты виновата, Я боюсь в том краю — Если всё ж мы пойдём на такое — Помнить даже в бою Глупый стыд — не погибнуть с Тобою. 1972

22 июня 1971 года

Свет похож на тьму, В мыслях — пелена. Тридцать лет тому Началась война. Диктор — словно рад… Душно, думать лень. Тридцать лет назад Был просторный день. Стала лишней ложь, Был я братству рад… А ещё был дождь — Тридцать лет назад. Дождь, азарт игры, Веры и мечты… Сколько с той поры Утекло воды? Сколько средь полей У различных рек Полегло парней, Молодых навек? Разве их сочтёшь? Раны — жизнь души. Открывалась ложь В свете новой лжи…