На службе Отечеству

Алтунин Александр Терентьевич

– Где твоя шапка?

– В море, - огорченно махнул я рукой.

– Телегин! Телегин!
– нетерпеливо позвал Николаенко.

– Слушаю, товарищ комбат, - отозвался командир взвода снабжения, протискиваясь вперед.

– Шапку лейтенанту Алтунину.

– Есть!
– Телегин стащил с себя новую шапку и протянул мне. Заметив мою нерешительность, успокоил: - Мне сейчас принесут, товарищ лейтенант.

– Ну вот, теперь можно и боевую задачу ставить, не вылетит из головы: шапка помешает, - пошутил Николаенко и весело рассмеялся своей остроте. Слушайте боевой приказ. Противник, превратив прочные каменные постройки

в опорные пункты, пытается задержать продвижение передового отряда. Задача иашего, третьего батальона: захватив центральную часть города, продвигаться на северо-восточную окраину, по пути уничтожать опорные пункты. Ближайшая задача: овладеть рубежом Церковь, Кирпичный завод; последующая - наступать на гору Лысая. Справа наступает первый батальон, слева - второй.

Указав разграничительные линии между нашим батальоном и соседями, Николаенко с минуту молчит, уткнувшись в план города, потом поочередно подзывает к себе командиров и красным пунктиром намечает направление движения каждой роты. Мы записали названия улиц, по которым надлежало наступать, и уповали главным образом на гору Лысая, которая была видна из любой точки города.

– Задача ясна, товарищи командиры?
– спросил комбат.

– Ясна!
– в один голос ответили мы.

– Выполняйте!

Я поспешил в роту. Меня встретил лейтенант Ступицын и доложил, что попытка роты продвинуться по магистральной улице, ведущей от городского рынка на северо-восток, не удалась: противник закрепился в прилегающих домах и ведет такой плотный огонь, что мышь не проскочит. Приказываю вызвать командиров взводов. И, ожидая их, обдумываю план дальнейших действий.

Неожиданно появляется старшина Санькин и выкладывает передо мной стопку нового шерстяного нижнего белья.

– Что за барахло?
– спрашиваю строго.

Санькин, потрогав черную щеточку усов, невозмутимо объясняет:

– Это мы у фрицев на складе обнаружили. Смените белье, товарищ командир, на вас сухой нитки нет.

Хватаю комплект белья и скрываюсь в ближайшем подъезде. С наслаждением натягиваю на себя сухое шерстяное белье, а вошедший следом Санькин протягивает второй комплект:

– Наденьте еще: верхнее станет влажным, сбросите, да и теплее будет.

Молча следую совету. С трудом натянув поверх белья влажное обмундирование и сменив мокрые хромовые сапоги на немецкие с широкими голенищами, в которых удобно размещать автоматные обоймы, сразу ощутил, как тепло обволакивает мое иззябшее тело.

– Всем выдали, кто искупался?
– поинтересовался я.

– Не-е-ет...
– протянул Санькин.
– Не успел.

– Как же так!
– вскипел я и невольно сравнил: "Охрименко давно бы уже позаботился о бойцах".
– Немедленно уточните у командиров взводов, кто из бойцов и сержантов побывал в воде, и выдайте им по два комплекта белья. Чтобы каждому досталось по два комплекта!
– строго предупредил я.
– Обыщите все дома, но раздобудьте!

Санькин, бросив отрывистое "есть", кинулся из подъезда, но я, все еще сердясь, окликнул его:

– А где трофейные гранаты, патроны и оружие?

– Нечего было собирать, все автоматы и гранаты, найденные у убитых, сразу же расхватали.

Снова вспомнил рачительного и дальновидного Охрименко, с упреком посмотрел на старшину и предупредил, чтобы в его распоряжении постоянно был запас гранат, патронов и бутылок с горючей жидкостью.

По одной бутылке с горючей жидкостью КС было выдано каждому бойцу, но я опасался, что они не оберегут их до возможной встречи с фашистскими танками.

Я о такой возможности не забывал. В моей памяти часто вставали картины смертельного единоборства пехотинцев с фашистскими танками в боях на Смоленщине. Я помнил, как выручали тогда нашу роту "склянки" Охрименко. Теперь у нас имелись бутылки, заправленные особой горючей смесью, которая самовоспламенялась на воздухе. Впервые увидев такую бутылку и испытав ее, я потребовал беречь их как зеницу ока. Однако поручил Санькину при первой возможности собрать побольше пустых бутылок и наполнить их трофейным бензином. В трудную минуту и "домашнее" средство пригодится, если придется выжигать фашистов из укрытий. Это позволит сберечь бутылки с КС для встречи с танками и бронемашинами. То, что Санькин не понял важности данного ему поручения, меня огорчило. Сдержанно говорю ему об этом и ловлю себя на мысли, что постоянно сравниваю ротного старшину с Охрименко, к которому, что называется, сердцем прикипел. Так уж, видимо, устроен человек: все познается им в сравнении.

Доклады командиров взводов подтвердили, что продвинуться вперед возможно лишь после того, как немцы будут выбиты из каменных зданий по обеим сторонам улицы. Предупреждаю командиров взводов, чтобы у небольших зданий не задерживались: пусть фашисты продолжают отсиживаться, с ними покончат моряки, которые остаются в городе, наша задача - поскорее прорваться к Лысой горе.

Для ведения боя в городе во взводах еще на корабле были созданы штурмовые группы, в которые мы включили кроме стрелков и пулеметчиков сапера с запасом взрывчатки и бойца с ранцевым огнеметом.

В моем резерве оставалось отделение сержанта Малышко. Мне был глубоко симпатичен этот флегматичный богатырь, который в минуту крайней опасности преображался, становился стремительным и ловким. Кроме того, на ход боя я мог влиять огнем двух станковых пулеметов и приданных роте батальонных минометов.

Подав сигнал к атаке, вместе с резервом продвигаюсь по улице, что ведет к шоссе на Старый Крым. Пули, роем зажужжавшие вокруг, заставили нас отпрянуть. Обстрел прекратился так же внезапно, как и начался. И тут мы услышали глум мотора и увидели автомобиль, несущийся на предельной скорости. Когда черная легковушка поравнялась с нами, Малышко о такой силой бросил гранату, что она пробила лобовое стекло и разорвалась внутри. Мотор взревел, машина подпрыгнула и врезалась в ближайшее здание. Дым окутал ее, но юркий Гриша Авдеев, распахнув заднюю дверцу, выволок из машины черный блестящий портфель имеете с мертвым немецким майором. Попробовали открыть портфель, а он заперт. Малышко намерился разорвать. Я не разрешил и приказал доставить портфель в штаб батальона.

Над нами низко прошли шесть немецких пикирующих бомбардировщиков в сопровождении истребителей. "Ну теперь начнется", - с огорчением подумал я, всматриваясь в серое, неприветливое небо. Со стороны гавани послышалось методичное аханье корабельных зениток, заглушаемое разрывами авиационных бомб. Стало тревожно за транспортные корабли.

Вдруг в примыкавших к улице зданиях началась перестрелка, бабахнули разрывы гранат, зазвенели выбитые стекла, донеслись яростные вопли на немецком, русском, украинском языках. То вели бой взводы Украинцева и Емельянова.