На сопках Маньчжурии
Шрифт:
Высокий, широкоплечий урядник докладывал капитану в форме пограничной стражи:
— Едет наш разъезд, вашскабродь, и вдруг это, видим мы из гаоляна выезжают на конях два китайца. Какие такие китайцы? Не видел я, вашскабродь, чтоб китайцы ездили верхом; погнали мы наперерез; один из них, как завидел нас, так сразу назад и пропал в гаоляне. А второй не утек.
Пленный стоял спиной к Логунову. Поручик видел его крутой затылок и выгоревшую на солнце куртку из синей дабы. Напротив него на пне сидел капитан и
— Еще раз спроси его по-япопски, куда он ехал?
— Капитан, его по-японски понимай нету.
— Должен понимать, спроси еще раз. Ведь он же не глухонемой.
Переводчик заговорил высоким голосом. Очевидно, терпение его истощилось, и, уверенный, что пленный отлично его слышит и понимает, он ругал его китайскими и японскими ругательствами.
Но пленный по-прежнему ничего не слышал или ничего не понимал. Он стоял неподвижно, опустив руки, даже не сгоняя мух, которые ползали по его шее и голове.
— По-китайски спроси его! — приказал капитан.
Переводчик еще более высоким голосом произнес несколько китайских фраз.
Вдруг пленный что-то тихо ответил.
Капитан замер:
— Ну что?
— Не хочет ничего говорить, — сокрушенно ответил переводчик, — его говори: моя шибко больной, ничего не могу говорить…
— Вашскабродь, — крикнул казак, — что вы его просите честью? Вот я его попрошу!
Он взмахнул нагайкой и ударил японца по плечам.
Тот обернулся. Глаза его вспыхнули.
— Не прикасаться ко мне! — проговорил он на чистом русском языке, — я — штаб-офицер!
Казак с поднятой плетью застыл, выпучив глаза. Капитан сдвинул со лба фуражку и смотрел на японца с таким же изумлением. Но больше всего удивился переводчик, который даже отступил на несколько шагов.
— Вот поди ж ты, — проговорил казак, — мы с ним и так, и этак, а он.
Необычайно знакомым показалось Логунову лицо японца… и голос его. Да, и голос его… Владивосток, угол Светланки и Китайской… Городской сад, за городским садом бухта… часовой магазин Каваямы.
— Господин Каваяма! — воскликнул он.
Японец взглянул на поручика, обожженное солнцем лицо его вдруг дрогнуло в короткой улыбке.
— А, — сказал он, — это вы! Вот встреча!
— Откуда вы его знаете? — спросил капитан.
— Я его знал часовых дел мастером во Владивостоке.
— Все ясно, — сказал капитан. — Больше допрашивать господина штаб-офицера не будем… Сидоров… э… привести в исполнение. Вы сами понимаете, — обратился он к японцу, — международные законы и так далее.
— Я все понимаю! — Каваяма широким шагом пошел к дереву.
Логунов ехал не оглядываясь. «Штаб-офицер, — думал он, — подполковник или даже полковник… часовой мастер во Владивостоке! Простой торговец!»
Первые четверть часа Логунов ехал под впечатлением
Логунов почувствовал, что ему неприятно все связанное с часовщиком.
…Гернгросса Логунов нашел на вершине сопки. Генерал лежал на животе, разглядывая далеко внизу роты 2-го полка, которые без выстрела шли в атаку.
— Патронов у них нет, — сказал Гернгросс.
И вдруг все увидели три патронные двуколки. Они выскочили из Вафанвопэна и галопом понеслись мимо кладбища.
Сейчас же над ними разорвалась шрапнель, а пулемет вонзил перед ними в дорогу сплошную полосу пуль.
Ничего не должно было остаться, даже праха, от безумных двуколок. Но они продолжали нестись. Повозочные сидели на облучках лихо заломив бескозырки, и нахлестывали коней. Умные животные летели изо всех сил.
Вдруг пулями сшибло бескозырку у второго повозочного. Он схватился рукой за голову. Ранен? Но уже в следующую секунду было ясно, что он не ранен, двуколка продолжала нестись к сопке, догоняя атакующие роты. Слева овраг — сток для дождевой воды, дорога волов, верблюдов, людей… Первая двуколка на всем скаку повернула в овраг, за ней — вторая и третья.
— Ура! — крикнул Логунов. — Молодцы!
— Дух победы вселился в наших солдат! — сказал Гернгросс. — Докладывайте, поручик. Что, Глазко наступает?
Прошел час со времени возвращения Логунова. С минуты на минуту ждал поручик известия о всеобщем разгроме японцев, и этого же известия в штабе Гернгросса ждали все. Но постепенно картина на поле боя стала меняться. 2-й полк, который выбил японцев из окопов у Вафанвопэна, оказался в труднейшем положении. Его не только не поддержали части Глазко, но до сих пор не вступили в бой 4-й и 1-й полки. Не поддерживаемые с фланга, истекающие кровью остатки атакующих батальонов отступили к Вафанвопэну, залегли в овраге, и об этот овраг одна за другой разбивались теперь японские контратаки.
В центре над сопками стояла плотная завеса дыма от непрерывных разрывов шимоз. Ее пронизывали черные мохнатые полосы, сизая пелена заволакивала долины. Зловещий тяжелый гул несся с неприятельской стороны. Неужели наша эскадра позволила японцам подвезти осадную артиллерию?
Неожиданно поднялась стрельба в тылу у соседней высокой сопки. Огонь то стихал, то разгорался, затем окончательно смолк.
По-видимому, атака отбита, Но каким образом японцы оказались у этой сопки? Не успел Логунов что-либо сообразить, как оттуда открыли стрельбу по штабу Гернгросса.