На ступенях
Шрифт:
— Сейчас я уже не уверена, что «голубые волшебницы» были настоящими живыми женщинами. И дело не в них, а в том, что с тех пор, как мне — сегодняшней мне — перевалило за тридцать, что-то внутри меня надломилось. И устаю я сейчас заметно сильней, чем каких-нибудь пару лет назад, и кураж пропал, и вообще...
— Лидка! Прекрати немедленно! Отлупить бы тебя впервые в жизни — чтобы выбить всю эту античную дурь. И я тоже хорош, повёлся, уши развесил.
— Один уже отлупил. Причём в близкой по смыслу ситуации. Это я о своём любовнике, римском сенаторе, говорю. Я тогда много дней не выходила со двора, никого не принимала, целыми днями лежала в павильоне — это что-то вроде мраморной беседки — ничего не делала, только смотрела на колонны, увитые виноградом. Алпия, как бы обеспокоясь моим душевным состоянием, позвала сенатора, он сходу определил во мне чёрную
Непросто мне было терять Алпию, ведь она всегда находилась рядом с моих предположительно четырнадцати лет. «Предположительно» — потому что я никогда точно не знала своего возраста. Но потеряла я Алпию не тогда, когда прогнала её, а значительно раньше. Я давно уже понимала, что стала для своей верной служанки, прежде всего, источником дохода, а постепенно алчность окончательно взяла верх над её человеческой привязанностью ко мне. В последнее время Алпия места себе не находила от догадки, что я не просто так валяюсь в павильоне, а придумываю нечто такое, что позволило бы мне уйти из гетер, но при этом сохранить за собой возможность публичных танцевальных выступлений. В этом случае доходы моей служанки должны были резко сократиться. Я сама подкинула Алпии пищу для тревожных размышлений, потому что какое-то время по привычке делилась с ней размышлениями о бренности бытия и о высоком призвании танцовщицы. Вроде того, что арс лонга вита бревис. Да кто же завершает карьеру на гребне успеха, где же такое видано, возмущённо причитала Алпия, видимо, лихорадочно подсчитывая, сколько она потеряет, если я и в самом деле решусь круто изменить свою жизнь. Кроме того, чуть позже выяснилось, что верная Алпия предала меня по-крупному +— начала доносить на меня «Великим» то ли из страха перед ними, то ли за деньги. И всё же с её уходом из моего дома там образовалась пустота, которая впоследствии так и не заполнилась.
Сенатора мне тоже долго не хватало, я много доброго от него видела и была ему благодарна, но даже не сделала попытки его вернуть — умерла, так умерла. Я, и правда, чувствовала, что в каком-то смысле умерла, но ещё надеялась на возрождение в новом качестве. Не срослось.
6
— Волевым порядком я прекратил бы этот дурацкий разговор, но так называемая перекличка твоей реальной жизни с выдуманной античной историей приняла просто угрожающий характер. — Вадим был зол, и не собирался этого скрывать. — Ещё на какое-то время я приму твои правила игры — дам тебе самой возможность понять, что никакой переклички на самом деле нет. Как это ни смешно, но давай разбираться в том, что привело твою героиню к смерти. Про севшую батарейку мы забудем сразу. Твоя гетера переживала тяжёлый кризис, из которого не сумела выйти. Фактология её придуманной жизни известна только автору, так что выкладывай: что такого с ней приключилось, отчего она впала в глубокую депрессию, из которой даже хорошая взбучка не смогла вывести.
— Кое-что приключилось. После памятного разговора с рабом Селиваном, когда я без колебаний приняла то, что Зои моя сестра, я не могла оставаться в бездействии. Что делать было ясно — выкупать Зои из храма, а вот, как это осуществить, было не понятно совершенно. Я даже приблизительно не знала, где находится храм. Когда убили моего принца, мы с Алпией долго ехали, куда вела дорога, слабо надеясь, что рано или поздно покажется какой-нибудь город. Много позже мы продумали направление и взяли курс на Рим. Как выяснилось, я ничего не знала о храме, в котором провела бОльшую часть своей жизни, не знала, имеет ли он название, даже какой именно богине посвящён, и того не знала. Я помнила только цвет одежд «служительниц» на всех ступенях, и, понятное дело, считала, что этой информации не хватит для опознания храма.
Но оказалось, я сильно
— Ну, вот, сама же видишь — никакой переклички. У тебя же из близких никто не умирал... Прости, Лидочка. То, что наш ребёнок не смог появиться на свет, это, конечно, большая потеря, но всё-таки это не... прости. — Вадим отвернулся. — А как умерла твоя героиня? — спросил он после затянувшегося молчания.
— Это не важно. У неё всё равно шансов не было. Правда, я подобрала для неё одно, как мне кажется, очень неплохое решение, из серии, а вот если бы ты..., но её история, как любая другая история, не имеет сослагательного наклонения, — печально сказала Лида.
— Не грусти, подруга. Есть и хорошая новость: ты, наконец, заговорила о своей героине в третьем лице. Значит, будем жить. А сенатора ты зря нахваливаешь. Он-то и виноват в смерти знаменитой римской гетеры. Ему бы сначала послать в храм своих людей, чтобы разузнали, что да как, а когда выяснилось бы, что Зои умерла, надо было придумать подходящую оптимистическую версию. Вроде того, что Зои вышла замуж за принца, который увёз её в прекрасную далёкую страну, она теперь вся из себя царица, купается в роскоши и почёте, и сестра-гетера будет ей совсем не комильфо. Вот тогда у твоей героини появился бы позитивный стимул так устроить свою жизнь, чтобы не ударить в грязь лицом перед сестрой. Оплошал сенатор.
— Оплошал он сильнее, чем ты можешь предположить. Ему нужно было организовать экспедицию по выкупу Зои, но саму Лидию удержать от поездки.
— Лидию?! Лидка, ты совсем спятила? Зачем ты назвала её своим именем? Понятно теперь, почему ты себя отождествила с древнеримской гетерой. Это надо же было до такого додуматься!
— Не я так её назвала. Имя Лидии, как объяснял один умник в Риме, она получила потому, что происходила из Лидии — это, или область, или царство, не помню точно. Девочку, родившуюся в любой другой местности, так назвать не могли.
— Бр-р! У меня мозг перегрелся. Просто объясни, почему сенатор не должен был позволять своей любовнице ехать в храм за сестрой.
— Потому что из-за этого она снова попала в поле зрения «Великих». Лидия чудом оторвалась от преследования после того как принц вывез её из храма. Сначала было неудачное нападение на караван принца, когда Лидия вместо того, чтобы сдаться на волю победителей, перебила уцелевших храмовых бандитов. Потом они с Алпией не то, чтобы специально петляли, а просто долго плутали, чем, сами не зная того, сбили со следа храмовых шпионов.
Вначале они надеялись, что рано или поздно повстречают путников, которые смогут им объяснить, где они находятся и в какую сторону направиться, чтобы поскорее добраться хоть до какого-нибудь города. Долго дорога оставалась пустынной, и когда вдали показалась небольшая группа всадников, Лидию волной окатила радость. Люди! Теперь они не пропадут.
Оказалось, что радовалась она зря. Путешествовать без сопровождения мужчин и без охраны было самим по себе крайне опасным предприятием, а тут они и вовсе нарвались на встречу с разбойниками. В этот раз на них напали не отлично подготовленные храмовые бойцы, а расхлябанные головорезы, которые вряд ли решились бы иметь дело с крепким караваном, а вот отбившиеся в пути одиночки были им по зубам. И по ножам. Неожиданная встреча с невесть откуда взявшимися молодыми женщинами, не слишком ловко управлявшими двумя повозками, предвещала не только романтическое приключение, но и лёгкую поживу, однако разбойники просчитались по всем пунктам. Лидия показала на деле, что не напрасно на «пепельной» ступени считалась лучшей в метании ножей, да и в контактной драке не сплоховала. На короткий миг она пожалела, что «Великие» не были свидетелями её триумфа, но тут же опомнилась — это по их приказу убили принца, ненадолго открывшего перед ней дверь в нечто прекрасное и доброе, чему она не знала названия.