На суровом склоне
Шрифт:
А для отдыха — партия в шахматы с самим собой, — пишет Костюшко к родным.
И все же тюремные вечера тянутся долго. Костюшко требует свечей.
Весна приходит в тюрьму незаметно: робким веянием цветущих акаций во дворе, тотчас поглощаемым сложными тюремными запахами, короткой песенкой шарманки где-то на дальнем дворе.
Приход лета, пожалуй, ощутимее. Трудно становится дышать под каменным сводом камеры.
Осень — это капли мелкого дождя, целый день ползущие по стеклу за пыльным переплетом решетки, серый клок неба, запах
После тринадцати с половиной месяцев, проведенных в тюрьме, Антону Костюшко 12 февраля 1903 года был объявлен приговор «по высочайшему повелению»: «Пять лет ссылки в отдаленные места».
Ожидание этапа — самое мучительное в тюремном заключении. Физически ощущаешь, как давит тюремный свод, как мало воздуха в тесном пространстве камеры, как томительно неторопливое течение тюремных суток с их точно означенным, непреложным распорядком.
Костюшко разрешают свидание с «теткой». В замызганном помещении тюремной канцелярии, среди серых одежд и желтых, как восковые огарки, физиономий тюремщиков стоит Надежда Семеновна. На ней незнакомое Антону нарядное пальто, маленькая бархатная шляпа с красным перышком.
В тюрьме все серо-желто, бесцветно, однообразно: и лица, и стены. Самый воздух кажется серой, тяжелой пеленой, скрадывающей очертания предметов, гасящей краски неба, сверкание снега, сияние звезд.
— На вас трудно смотреть без дымчатых очков. Как на солнце, — говорит, смеясь, Костюшко. Она кажется ему нестерпимо яркой и красивее, чем когда-либо.
У Надежды Семеновны всюду связи: она добилась свидания без соглядатаев. Наконец он узнает судьбу товарищей. Абрамова выслали в Сибирь. Максим невредим.
— А ваш муж? — спрашивает Антон.
— Он сейчас в Питере. Кажется, его оставляют там для работы, — шепчет Надежда Семеновна. — Я передам связи в городе и выеду к нему.
— Теперь уж мы не скоро увидимся! — говорит Антон с грустью.
— Ах, ничего нельзя знать! Мы так же легко можем угодить в «места отдаленные», как вы — бежать оттуда! Будем писать вам. Учтите, я явилась сюда в качестве вашей тетки. И потому…
Надежда Семеновна неожиданно обхватывает шею смущенного Костюшко и трижды целует его:
— Это за себя и за мужа. Он очень любит вас, Антон!
Вот и все. У Антона слегка кружится голова.
Что она еще сказала на прощание? Ах да, что на следующее свидание к нему придет Максим.
С Максимом Антон чувствует себя свободнее, хотя свидание проходит в присутствии надзирателя, седого старика с очками в медной оправе на носу. Старик дремлет, очки сползают на самый кончик носа.
Максим пристально смотрит на товарища, глаза его становятся влажными. Антон шутит:
— Да, надо полагать, что год в одиночке не слишком благоприятно отразился на моей внешности. Но сейчас это не имеет никакого значения. Что же ты молчишь, Максим?
— Не знаю даже, с чего начать. Ну, после ареста меня тоже потянули, допрашивали. Но удалось отвертеться.
— Ничего не знаю, Максим. Откуда же мне знать?
— В Ростове — грандиозная стачка. Началась в главных железнодорожных мастерских, поддержали все крупные предприятия.
— В Ростове? Но это же значит, что бастуют тысячи рабочих?
— Да, тридцать тысяч человек. Подожди, кажется, сивый просыпается.
Максим быстро залепетал о семейных новостях: сестра родила мальчика, здорова… Надзиратель снова погружается в дремоту. Можно задать вопрос шепотом:
— Ты… связан с кем-нибудь?
Максим усмехается с таким видом, будто хочет сказать: «Да, отстал ты, брат…»
— Что с Таней? Передавали из женской тюрьмы, что ей дали три года ссылки. Это правда?
— Верно. Дали. Уфимскую губернию. Как несовершеннолетней. Но она хочет перепроситься в Восточную Сибирь, чтобы с тобой ехать, — сообщает Максим как о чем-то само собой разумеющемся.
— Это еще что? — возмущается Антон. — Кто же ей разрешит?
— Ну, как невесте разрешат, конечно, — рассудительно произносит Максим.
— Час от часу не легче! Что значит невеста? — Антон ошеломлен.
— Не шуми, очкарик проснется. Невеста — это девица, которая хочет выйти за нас замуж, — разъясняет Максим.
— Так пусть она за вас и выходит! Невеста — это на ком я сам хочу жениться!
— Чтобы мы сами — такого не бывает, — хладнокровно отвечает Максим. — И вообще это неподходящая тема для десятиминутного свидания. Но предупреждаю: если тебе не отменят Восточную Сибирь, она поедет туда с тобой. А если тебе Сибирь заменят другим местом, она поедет с тобой в это другое место.
Антон старается говорить спокойно:
— Но ты посуди сам, ведь мы так мало знаем друг друга. И она еще совсем дитя.
— Если но справедливости говорить, она себя держала вовсе не по-детски.
Костюшко с горячностью соглашается:
— Она мужественная девушка! И я ее глубоко уважаю. Но от этого еще далеко…
Максим рассердился:
— Что ты меня, в конце концов, уговариваешь? Я хожу на свидание к тебе, я хожу на свидание к ней. И передал тебе — это мой долг! — ее желание: ехать с тобой в Восточную Сибирь. Вот и все. А дальше дело ваше. Что касается того, что вы мало знаете друг друга, то у вас впереди еще масса времени: ты сослан на пять лет!
…В конце февраля 1903 года партия ссыльных перевалила за Уральский хребет. Только в Красноярске они узнали назначенное им место проживания. Костюшко направляли в Якутию. От Иркутска — пешеходный этап до Александровской пересыльной тюрьмы. Здесь осужденные должны были ждать, пока вскроется Лена, по которой им предстоит совершить дальнейший путь до Якутска.
Весна в заключении — тоже весна. На тюремном дворе уже нет снега. Местами на бугорках даже сухо. И солнце… Оно греет уже ощутительно.