На светлой стороне

Быков Юрий

Жанна устало посмотрела на директора. Пережитые эмоции обессилили её, но в следующую секунду в её глазах шевельнулся огонёк.

– А что я? У меня всегда рот на замке! Как чуть – так Жанна…

– Господи! – на лице Иванцова появилось какое-то мягкое и вместе с тем торжественное выражение, – мы все – свидетели невероятнейшего события, фантастического, события на гране волшебства! Казалось бы, человечество должно узнать о нём! Но вот сейчас мы понимаем: не должно, потому что не поверит, а только навредит. И это при

том, что люди, не задумываясь, верят в настоящие нелепицы! Одним словом, чёрт знает что! Кто ещё хочет предложить?

– Я, – улыбнулась Жанна с ожившим взглядом, то и дело тянувшимся к штабс-капитану. – Я могу принять военного с сестрой. Квартира большая, брат служит, мать у гражданского мужа…

– Замечательно! – воскликнул Даниил Викторович.

– Нет, нет! – запротестовала Настя. – Мы у себя дома и никуда не пойдём! Так ведь, Николаша?

Тот кивнул.

– Милая Анастасия, теперь в вашем доме музей, а музеи непригодны для жилья, – здраво возразил ей директор. – Вы не сможете принять ванну или душ, приготовить пищу…

– Даниил Викторович прав, – поддержал его Антон. – Я здесь хоть и живу, но условия, прямо скажем, только, чтобы поспать. А так – по субботам посещаю баню, в остальные дни полощусь в раковине, завтрак готовлю с помощью кипятильника. В основном, варю яйца. Обед и ужин – в столовой через дорогу…

– Ну и что?! Я тоже буду полоскаться в раковине! – не сдавалась Настя. – А кипятильником кипятят воду?

– Верно. Но кипятильник – это нарушение правил противопожарной безопасности, и пользоваться им можно только в тайне от Даниила Викторовича.

Иванцов, приняв отсутствующий вид, отвернулся от весело брошенного на него взгляда Натыкина.

– Тихо! Он услышит! – тревожно прошептала Настя.

Очарование этого простодушия было столь велико, что улыбнулся даже Ениколопов, находившийся в мрачнейшем состоянии. Впрочем, вскоре лицо его снова посмурнело.

– У меня жена, дочь, – произнёс он, обращаясь к Иванцову, – я нет, не могу…

– Понимаю, Аркадий Глебыч, понимаю…

– А я предложу свой кров господину Савойскому! – громко, даже как будто с вызовом, сказала Лариса Дмитриевна, взглянув на Ениколопова.

Тот застыл лицом и позой, а Орест Сергеевич признательно поклонился:

– Премного благодарен. Надеюсь, я вас не стесню.

– Об этом не беспокойтесь: у меня хорошая двухкомнатная квартира…

Орест Сергеевич оторопел:

– Как же мы будем там жить?

– Очень просто: вы в одной комнате, я – в другой…

– А гостиная, столовая, кабинет?

Музейщики переглянулись.

– Наш мир слишком отличается от вашего, – горько усмехнулся директор. – Вам придётся ещё очень многому удивляться!

6

В тот вечер Козличенко на клизмы не пошёл. И на танцы тоже. Подкараулив в коридоре Веронику Витальевну, он решительно шагнул ей навстречу.

Волоокая красавица опустила на него свой тихий взгляд (была она выше Козличенко) и впервые одушевлённо ему улыбнулась – мягко и устало, как улыбаются женщины от какой-нибудь докучливости, которая, на самом деле, им приятна. Эта улыбка была, так сказать, с оговоркой, но при этом и воодушевляющая!

– Вероника Витальевна! – на подъёме начал Козличенко, однако вдруг запнулся, кашлянул, и сдавленно закончил:

– Давайте шампанского выпьем…

– А давайте, – просто ответила она.

«Неужели начало везти?» – с осторожностью подумал Козличенко, присовокупляя к давешней удаче (а что как не удача оказаться в нужное время в нужном месте?) это неожиданное согласие дамы.

«Определённо!» – возликовал он, когда Вероника Витальевна не стала протестовать против того, что он закрыл дверь своего номера на ключ. Более того, гостья спросила:

– Мы вашего соседа не стесним?

– Не стесним. Он раньше времени уехал, а нового заезда ещё не было.

– Надо же какое везенье, – молвила дама, и иронично-милостивая улыбка плыла по её лицу. – Доставайте же ваше шампанское…

Первая бутылка незаметно кончилась, как и убыла наполовину коробка шоколадных конфет. Хорошо, что Козличенко припас ещё шампанского. Он очень старался, рассказывая анекдоты. Исчерпав же их запасы, заговорил (правда, намёками) о некотором многообещающем деле.

– Да, да, именно я и придумал это самое дельце. Тут ведь знаете как, Вероника Витальевна: уж если человек не глуп, он никогда своего случая не упустит. Даже в самой невероятной ситуации! Так что не исключаю скорых перемен в своей жизни. Вы не пожалеете, если… если…

– Вы прельщаете меня только тем, – не стала она ждать связного окончания его речи, – как по-юношески хотите меня. Страсть, оказывается, заразна. А женское сердце поразительно глупо…

Она взглянула из-под каштановой волны волос, и Козличенко обнаружил, что пелены волоокости больше нет, а с самого дна её тёмно-карих глаз исходит огнистый жар.

– Ну, что же вы? – начала расстегивать она на большой груди блузку.

Потом, на прощание, она повторила:

– Удивительно глупо женское сердце… – и смерила Козличенко печальным взглядом.

– Вы не пожалеете! Вот увидите! – порывисто отвечал ей Козличенко.

И ведь правда: до счастливой жизни, о которой так мечтал недоучившийся студент и немолодой служащий торгового центра, казалось, рукой подать! Да и что могло этому помешать, раз с самого начала всё так удачно складывалось! Вот и Михаил Савкин – давний, ещё с детства знакомый, перебравшийся в Москву и работавший в каком-то аукционном доме, очень вовремя вспомнился ему тогда в комнате! «Свяжусь, договорюсь, отстегну, понятно, кое-что – без этого бизнес не поднимешь – и потекут денежки…»