На темной стороне Луны

Вайнер Георгий Александрович

— Я вижу.

Недалеко от них несколько цыганок в шароварах, в бархатных жилетах поверх платьев вовсю торговали дрожжами. У каждой в руках было не больше двух пачек — о спекуляции и речи быть не может! Продав их, выручку передавали огромной толстой «баронше» с медалью «Материнская слава» на жилете. Та сразу же совала в руки продавщиц все новые пачки дрожжей. Сколько их было спрятано у нее в шароварах? В бюстгальтере?

Встретившись с Халматовым глазами, «баронша» в первую секунду изменилась в лице, что-то тихо сказала компаньонке — высокая, с тяжелыми золотыми перстнями цыганка мгновенно обернулась, посмотрела на Туру и быстро ответила.

Обе засмеялись — Халматов и Силач для них были уже не опасны.

Они вернулись к палатке со стороны, увешанной грустными тарелками с фотографиями для памятников. Сколько Тура помнил, на тарелках всегда писали три слова: «Любим, помним, скорбим…»

— Шамиль пришел, — сказал Силач, наблюдавший за входом в бар. — Пошли.

За дверью торговой точки, носившей непривычное название «Диско-бар», на них сразу обрушились раскаты музыкального грома. Казалось, внутри должны были плясать и бесноваться орды, наэлектризованные пугающими звуками Вселенной. Им надлежало орать, ломать мебель, стоять на ушах, разносить аляповатую постройку, воздвигнутую на краю Центрального базара и служившую некогда — на памяти Туры — рубочной мясного павильона.

Однако в диско-баре, как оказалось, сидело всего несколько пар. Зал был освещен еле-еле — система «интим». В потолке, задрапированном темной тканью, мерцало несколько круглых ламп, оформленных, как светлячки. Витрина за стойкой была декорирована финскими конфетными коробками, разноцветными бутылками виски, джина, аперитивов, яркими коробочками американских сигарет. У кофейного агрегата, сбоку, стояла голосистая японская дека, создавая музыкальный фон рок-парада. Во всем этом великолепии сидел Шамиль и, склонив чуть голову, закусив кончик языка от усердия, писал.

Ах, волшебство театральной декорации! О могущество торгового дизайна! Мечтания провинциалов о красивой жизни. Всеобщее согласие в том, что на подобную красоту можно только смотреть, попробовать эти лакомства жизни нельзя, ибо все — реквизит, выдумка, обман чувств.

Коробки финских конфет пусты, в бутылках — чай, вода и жидкость для мытья окон, в пачках сигарет — остатки виргинского аромата, а достойный служащий местного общепита Шамиль — откровенный бутлегер, вор и убийца. И писать он скорее всего не умел, а знал только арифметику, праматерь коммерческих наук.

— Время и мудрость новое диктует, — сказал Туре Силач, кивнув на Шамиля. — И пойман — не вор…

От входа, спрятанные интимным сумраком, они наблюдали с интересом за Шамилем, ведущим на листочке хитрые свои расчеты.

Когда-то давно, лет двадцать назад, еще сопляком, Шамиль был лихим поездным вором. Но однажды где-то под Боготолом он сорвался с крыши, угодил под колеса. Ампутировали ногу, и Шамиль — редкий случай среди воров, посвятивших себя «вольным кражам», — закончил курсы продавцов, встал за прилавок. Но здесь он оказался чужим — без друзей, без поддержки, без «замазки», и боролся он, как зверь, за то, чтобы торгаши перестали видеть в нем урку, признали одноногого своим. Дважды ОБХСС почти хватал Шамиля за руку с левым товаром, но оба раза ему удавалось выкрутиться, не прибегая к помощи покровителей, которых у него и не было, и не поставив под удар ни подельников с базы, ни снабжавших его «цеховиков». Злобная стойкость одноногого Шамиля на пути к поставленной им цели — Делать Большие Деньги На Общепите — была в конце концов оценена.

Его взяли в дело — по дороге на химкомбинат в Навои отцепили две цистерны со

спиртом и на подпольном заводике развели и растарили по водочным бутылкам, которые с большим успехом «шарашил» Шамиль. Но из-за невыясненного недоразумения убили шофера — экспедитора с грузом водки — Силов не сомневался, что это сделал сам Шамиль или кто-то из его подручных, и Одноногий бутлегер повис над пропастью. Но нашли ходы, концы и связи в управлении, а несговорчивого Силова просто выперли…

А Шамиль получил давно желаемую им награду — Собственное Дело — диско-бар, за который выплачивал ежемесячно взнос тем, кто его поставил.

— Одноногому пирату Джону Сильверу — привет! — сказал Силов, подходя к стойке.

Шамиль оторвался от расчетов, взглянув — как бритвой полоснул, быстро оглядел зал — за столиками тишина и порядок, ситуация спокойная.

Тогда усмехнулся облегченно — худое, угловатое лицо его разбежалось складочками, из-под сухой нижней губы вылезли наружу кончики белых клыков, непонятно — лизнет или укусит.

— Привет вам, отставной козы барабанщики! С чем пожаловали?

— Дело есть! Кампари с тоником выпить захотелось, — Силач с ходу толкнул дверцу, приходившуюся ему где-то чуть выше колена, через узкий проход буфета пошел к подсобке.

— Ты что?! — Шамиль хотел его задержать, но Силач уже открыл дверь. — Погоди, говорю…

Маленькая неудобная подсобка была завалена ящиками и коробками, прямо против двери, у весов, стоял наполовину пустой мешок с сахарным песком, жестяная банка индийского чая. В углу, под цветным портретом Отца-Сына-Вдохновителя, на столе рядом со стопкой накладных чернел телефон.

— Забыл, что ли?! За самоуправство по головке не гладят!

Шамиль тревожился за документы, но Силач протиснулся между коробок, сбросил крышку с ящика, стоявшего за дверью. В разделенной на гнезда таре, кругленькие, как головки опиумного мака, закачались алюминиевые колпачки самодельного коньяка.

— Ну вот! Что и требовалось доказать, — заметил Силач. — Теперь предъяви накладные на «KB». Откуда он у тебя?

Шамиль неожиданно развеселился. Видно, он успел прикинуть обстоятельства и грозный вид Силача его не пугал.

— Предъявить?! Кому?! Тебе! Или, может, ему?! — Он показал на Халматова. — А кто ты такой? Кто вы оба такие?

— Знаешь! — засмеялся Силач, и смех его был как визг пилы. — Ты хорошо знаешь, кто мы такие…

— Немного знаю! Говорили, что ты взятки брал, за что и был выгнан! — Лицо Шамиля заливала синюшная бледность, вылезли из-под губы совсем длинные клыки, он себя истерически заводил, взвинчивал блатной духарский накал, когда на взводе, близком к падучей, можно напугать — «оттянуть мента». — Но у меня для вас лишних денег нет — я их горбом своим заколачиваю и этим вот протезом! С меня вы ни копейки не получите… А тебя, Халматов, может, не сегодня завтра посадят! Могу только обещать, что тебе передачу принесу!..

Силач спокойно уселся на ящик с коньяком, а Шамиль все больше распалялся, ярил себя, из углов рта показались пузыри пены.

— Другие не принесут, а я принесу. За то, что по твоей милости меня чуть из торговли не поперли! Помнишь, бумагу на меня подписал! Правда, нашлись добрые люди, бумаге твоей хода не дали… Я лично ею задницу подтер…

— Тебе бы за деньги посетителям показывать такие спектакли! — Силач позвенел наручниками, которые уже успел достать. — В ящике у тебя балованный коньяк. Никуда от этого не денешься. Откуда он?