На темной стороне Луны
Шрифт:
И в тот же момент мужик с грязными бинтами на голове как-то сразу подтянулся, походка стала пружинистой — быстрыми шагами, мимо мешков с желтой морковью, редькой и азиатским луком рванул он в туалет со стороны базара. Через минуту из туалета почти одновременно вышли и оборванец, и пижон с кейсом — пользуясь разными выходами.
Водитель «Волги» пошел к палатке «цеховика», где только что стоял Тура, о чем-то заговорил с продавцом. «Дипломат» был по-прежнему с ним.
Халматов включил рацию, послал тон вызова — тонкий тревожный зуммер.
— Вижу водителя «Волги», —
Чтобы не выходить в эфир, Тура повторил тот же короткий быстрый сигнал: в Автомотрисе должны были догадаться — он берет на себя наркомана.
Мужчина с повязкой на лбу быстро шел от базара в сторону чахлого палисадника, движения его были судорожно энергичны. Туре, шедшему в нескольких шагах, все не удавалось рассмотреть его лицо — видно было только, что оно пепельно-серого цвета, в сальной росе больного пота, с запавшими щеками.
«Кумар бьет…» — понял Тура.
О, непередаваемый ужас чудовищных страданий наркотического голода! Организм, развращенный и замученный ядовитыми инъекциями, работает вразнос — идет ломка! Ломает кости, мышцы, мозг, ломает на жуткой дыбе каждый сустав, пыточным колесом отрывает руки-ноги, останавливается от страшной муки сердце. Ломает человека дотла…
Наркоман сделал еще несколько шагов, на ходу что-то вынул из кармана, на глинистом берегу арыка рухнул на колени, быстро зачерпнул грязной воды…
Прежде, чем Тура успел добежать, наркоман раскумарился — сделал себе инъекцию. Грязной иглой — через рубашку.
Он сидел на земле, слепо глядя перед собой. Лицо бессильно растекалось, превращаясь в тающую пластилиновую маску. Покой и безразличие обморока, глаза закрылись.
Выходит, человек, которого сдал Хамидулла, интересуется не только фальсифицированным коньяком… Тура вглядывался в изможденное лицо наркомана. Возможно, он и видел этого человека другим, но теперь его нельзя было узнать. Интересно, знал ли Хамидулла, что в бежевой «Волге», кроме коньяка, была еще и наркота?
Какаджан не выходил в эфир — видимо, водитель «Волги» все еще был на базаре. В рации были слышны переговоры патрульных машин, базовая радиостанция дежурного по городу, который кого-то разыскивал.
Наркоман повернулся во сне, из-под рукава выкатился шприц. Глядя на шприц, мертвецки запрокинутую забинтованную голову, Тура подумал: падая, он постоянно разбивает себе лоб или затылок, раны не проходят. А кроме того, роняет, а то и теряет шприцы…
Раздумывать было некогда. Халматов нагнулся, сунул шприц наркоману в карман плаща, легко поднял спящего. Он весил действительно немного. Осторожно, чтобы его не могли видеть из-за забора, на руках понес раскумаренного в Автомотрису.
Значит, самопальный коньяк возят вместе с наркотиками. Вот почему Пак загорелся! Если бы речь шла только о коньяке, он не поехал бы в «Чиройли» сам, а послал работника ОБХСС.
В «уоки-токи» под рубашкой щелкнуло, и Тура в рации услышал голос Какаджана:
— Это я! Он отъезжает… Свернул к автостанции. Мы за ним…
Не выпуская спящего, Тура выхватил рацию и, задыхаясь, прохрипел:
— Стойте!
Тура, не скрываясь, еще крепче перехватил свою необычную ношу, припустился бегом. До машины осталось пятьдесят шагов… сорок… Туру увидели и открыли заднюю дверь. Силач включил зажигание, подал машину ему навстречу. Едва Халматов сунул наркомана на сиденье и втиснулся сам, Силов переключил скорость и выжал газ до упора. Азарт гонки уже захватил его. Ни он, ни Какаджан не обернулись, ничего не спросили, пока Тура, отдышавшись, не сказал сам:
— Это он, по-моему… — впереди между машин на долю секунды мелькнуло мутно-желтоватое пятно. — «Дипломат» при нем?
— Да, устоз, — сказал Какаджан.
— И, видимо, еще что-то в багажнике, — Силач без видимых усилий одну за другой обходил машины, отделявшие Автомотрису от бежевой «Волги». Очень бережно правил, чтобы не трясти…
Из газет:
Вчера во Дворце тяжелой атлетики «Измайлово» снова были заняты все пять тысяч мест.
Чехословацкий атлет О. Заремба, спокойный, высокорослый богатырь, вырвал 175 кг, а в третьей попытке «укротил» снаряд весом в 180 кг. Чемпионом стал О. Заремба. Это третья награда тяжелоатлетов-олимпийцев Чехословакии. Вторым был И. Никитин, третьим — кубинец А. Бланко.
Водитель бежевой «Волги» поставил машину на площади между чайханой Сувона и рестораном «Москва», но сам из машины не вышел. Из Автомотрисы было видно, как он развернул газету, принялся читать.
— Непонятно, что его интересует, устоз, — заметил Какаджан. — Чайхана? Ресторан? Смотрите, как он припарковал стеклом к кабинету директора ресторана…
— Внимание! Те же и Адыл Яхъяев! — Силач первым заметил главу ресторанного комплекса, засмеялся: — Уходит! Директор ресторана покидает сцену. Классическое алиби! В случае чего скажет: «Меня в это время на месте не было…»
Халматов подумал, что если наркотики возят к Яхъяеву, значит, Сувон следит за ним из своей чайханы. Сувон, видимо, знает курьера в бежевой «Волге».
А Яхъяев, твердо ступая в туфлях на каблуках, в новеньком синем костюме-тройке, при галстуке, несмотря на жару — новый стиль мубекских руководителей, — не спеша удалялся в сторону горисполкома.
«Бутылку распейте, и все дела! — вспомнил Тура предложение генерала помириться с директором ресторана «Москва». — Что мы — не мужики, что ли?..»
Действительно, что мы — не мужики, что ли? Сейчас и посмотрим.
Прошло несколько минут. Халматов, Силач и Какаджан сидели в напряженном молчании, дожидаясь развития событий. Внезапно дверца «Волги» открылась — настал черед водителя покинуть опасную зону.
Тура оглянулся. Яхъяева уже не было видно. Наверно, у них была четкая партитура — график движения с места преступления.
— Я этого мужика вижу впервые, — заметил Силач. Человек в «сафари» вышел из машины, через дорогу не спеша направился к газетному киоску. Он по-прежнему не расставался с «дипломатом», который Халматов видел у него на базаре.