На троне в Блабоне
Шрифт:
— Тем лучше. — Я положил руки им на плечи и силой усадил на скамью. — Слушайте, я еще не закончил… Самое главное — распространить слух, что Корона у справедливых. Близится час, когда она заблистает на челе законной властительницы. Помните, народ слышит только то, что жаждет услышать, и верит тому, чему хочет верить. И тут даже самые мудрые доводы не помогут, а вымысел часто вразумляет головы и сердца, и потому больше рассказывайте чудесного, люди, как дети, любят сказки, верят предсказаниям и ждут чудес.
Все слушали внимательно, прозрачные Мышиковы ушки обернулись в мою сторону и жадно ловили каждое слово.
—
Завтра, едва стемнеет, встречаемся у замка. Принесите все немного елочных украшений и не жалейте свечей. Чем светлее разгорится елка, тем больше сбежится людей. Это для них желанный сигнал.
Дорогие Узелки, вы тут хвастались, что играете на всех инструментах, — завтра один с гитарой, другой с окариной! Будем петь новую песню, пусть ее распевает вся Блабона! Помните, начинаем с детей! Они схватывают на лету и разнесут по домам все необыкновенное.
Договорились, как только Эпикур протрубит шесть! Обязательно маску — бумажный нос, приклеенные густые усы, чтобы какой-нибудь козлик не пересчитал ваши веснушки. Взять фонарики. Палка пригодится, вдруг Директор напустит на нас бульдогов. А теперь пожелайте нашей доброй хозяйке спокойной ночи! И потихоньку, не всем сразу — не привлечь бы внимание стражей Внутреннего Порядка — незаметно разойтись по домам.
— Я заберу Корону, — торжественно заявил артиллерист Бухло. — Буду беречь ее, как солдатскую честь.
— Ты слишком большой, да и по тебе сразу видно, что тайной владеешь, что-то скрываешь… Позволь самому ловкому из Узелков отнести Корону на башню к Эпикуру. Он укроет ее на стропилах под самой крышей, никто не доберется…
— Кроме кота, — мяукнул Мяучар.
— И отважной мышки, — добавил дерзостный юнец.
— Петушку-лилипуту отдать Корону? Тоже мне достойный защитник и страж, — пренебрежительно фыркнул Бухло. — Ему даже стрелять по врагам нечем, если явятся за Короной! Только и умеет, что дуть в трубу.
— Эпикур мал ростом, но у него большое сердце, настоящий рыцарь… Его отец, трубач королевской гвардии Марцин Типун, пал смертью храбрых… Вы должны вручить Эпикуру нашу драгоценность. Впрочем, так записано в Книге, — прекратил я несвоевременную дискуссию.
— Ну, ежели в Книге, то и говорить не о чем, — сдался Бухло. — Теперь уж как в армии: приказ надо выполнять. За дело, Узелки!
Но никто не спешил уходить, все смотрели на меня, и смотрели как-то умоляюще. Наконец, старушка решилась спросить о том, о чем остальные боялись и заикнуться.
— Успокой нас, так ли все в твоей Книге, последние страницы которой от нас скрыты, записано: королевство и вправду возродится и Блаблация уцелеет… Иначе как убеждать других, если ты сам посеял в нас сомнения? Признайся, ты хотел нас только попугать, чтобы старались изо всех сил…
— Дорогие друзья, — начал я торжественно, — все сбудется согласно записанному в Книге. Из ваших рассказов, из вашего самопожертвования и упорства я, как астролог по
Расходились утешенные. По очереди исчезали во мраке зимней ночи. Снег перестал падать, и настала великая вещая тишина. Небо приблизилось к земле, отягощенное множеством звезд.
Закрыв за ушедшими дверь, я почувствовал, как ужасно устал. Добрая хозяйка показала глазами на Касю — уснула, положив голову на стол.
Я поднял дочку, она бессильно повисла на моих руках, но все-таки бормотала:
— Чего тебе? Оставь… Я сама.
А ноги у нее подгибались. Старушка уже поднялась в мансарду, постлала ароматную постель, пламя свечи отражалось в тяжелом медном подсвечнике. По-матерински поцеловала девочку и перекрестила ее.
Мумик приплелся за нами, оскорбленный до глубины души: как могли его оставить одного с лебедями, которые в темноте щелкали на него клювами и предостерегающе шипели.
Я с облегчением обнял подушку в свежей наволочке, пахнущей лавандой. После бегства из заброшенной оранжереи, где я весь сжимался под недоброжелательными взглядами, где за запотевшим стеклом толпились школьные экскурсии, а стражники в любое время могли громко постучать озябшей рукой, проверяя, жив ли я еще, здесь наконец я нашел обманчивый покой, подобие домашней тишины, лада и доброты, которые я добровольно отринул, увлеченный призывами товарищей… Отправился спасать королевство Блаблацию! Как же я был самонадеян! Каким сильным я себе казался! Сегодня знаю: там, в теплице, среди засохших растений, пустых цветочных горшков, в компании позабытых лебедей я учился самому трудному — смирению. Сегодня уже понимаю: ничтожно мало мог я сделать, чтобы предотвратить неизбежное. И все-таки я не жалел о безумном решении. Я был бы не я, когда б не услышал призыва о помощи и не отправился в путь.
Много еще предстояло сделать, прежде чем мы все вместе появимся на знакомом подворье… Свет фонарей на фоне мрачного строения быстро привлечет толпы зевак и сильно обеспокоит Директора, потому что о нашем появлении лазутчики скорехонько ему доложат. Даже если пошлет бульдогов, настроенная против них толпа — это основательная преграда, и у нас будет время для бегства.
Так, во всяком случае, я написал в Книге, а ведь это не выдумки, это предвидение событий, мне порой являлись целые картины, вдохновенно предреченное будущее.
Я счастливо избежал ответственности за судьбу КОРОНЫ, Узелок наверняка вручил ее Эпикуру, я прямо-таки слышал, как мчится по витой лестнице на верх башни и, запыхавшись, передает мои поручения. У хлопцев языки что помело, уж они раструбят по всей Бла-боне, что Директор вовсе не выловил Корону из пруда, а его бахвальство — просто ложь.
Меня беспокоило, согласится ли королева взять власть в такие трудные дни, но кое в чем рассчитывал на Виолинку. Мать, конечно же, видит в ней наследницу трона и согласится помочь дочери принять наследие. Незаметно мысли смешались с грезами и сонными видениями, я почувствовал теплые поцелуи на щеке, запах косматой шерсти.