На узкой лестнице (Рассказы и повести)
Шрифт:
Это озадачило Федора Павловича — с чего бы вдруг все стали такими деловыми?
— Антипов, — крикнул он, сильно напрягая грудь.
— Чево? — появился на пороге Антипов.
— Вы что, вымерли там?
Антипов долго соображал, о чем речь, а когда понял — ответил:
— А… Да нет, ничего…
Федор Павлович пристально взглянул в полусонное лицо Антипова, но оно ничего не выражало.
Федору Павловичу это тоже не понравилось.
«Надо бы собрать всех и хорошенько поговорить, — подумал он. — А если у кого вдруг окажется камень за пазухой, сделать так, чтобы его не было. А впрочем, чего обманывать себя, чего обольщаться, как школьнику, — валуны таскают
— Ты вот что, Антипов, скажи там: если кому что надо, пусть торопятся, я отлучусь минут через двадцать.
А потом добрых сорок минут шла полоса обычных каждодневных хлопот. Федор Павлович кому-то в чем-то отказывал, кто-то в чем-то отказывал ему, он подписывал путевые листы, ходил проверять, туго ли затянули какой-то важный болт. Наконец он позвонил диспетчеру Клаве и узнал, что состав чуть-чуть задерживается, но должен быть вот-вот. И тогда он решил, что пора, и отправился на «Волге» за Петровым. Персонально отправился.
Василий Петров жил в центре города, в старом пятиэтажном доме, занимая с матерью одну комнату в коммунальной квартире. Пришлось долго звонить, пока, наконец, не появился на пороге Василий — хорошо загоревший спортивный молодой человек в синих плавках и желтой майке.
— Что, не ожидал? — сразу спросил Федор Павлович и прошел в коридор.
— Вот так здорово, — искренне обрадовался Василий.
— А чего ты сияешь? Ты же не знаешь, с чем я пришел.
— А неважно. Я, между прочим, сам собирался к вам заскочить.
— Это еще зачем? — удивился Федор Павлович. — В момент отгула ходить на производство — это, знаешь ли, не патриотизм, это глупость.
Федор Павлович говорил, а сам оглядывал комнату. Смотри-ка ты, кто бы мог подумать, на стене — портрет Пушкина, соответственно и книжки имеются. Магнитофон, транзисторный приемник «ВЭФ». Зайдешь и не скажешь, что здесь простой шофер живет, — студент или инженер. А на работе особенно и не заметно парня.
— Так чего ты хотел прийти сегодня?
— Заявление подписать, Федор Павлович. Увольняюсь.
— Для начала — ничего, — опешил Федор Павлович. — Сам придумал или кто подсказал?
— Да вы не так меня поняли, Федор Павлович. Я вовсе не по каким-то соображениям. Мне до армии три месяца осталось, отдохнуть хочу.
— Устал? — сочувственно спросил Федор Павлович.
— Не то чтобы устал, а просто, как бы вам сказать, ну, сами понимаете, армия все-таки, ну, надо немного отдохнуть.
— Ага, понимаю. Пахать на тебе будут в армии. И сейчас на тебе воду возят. На курорт съезди, в Анапу или Мацесту.
От неожиданного поворота разговора Вася даже перестал натягивать на широкие плечи тугой спортивный свитер.
— Какая там Анапа, Федор Павлович, тут бы чего-нибудь попроще: в кино сбегать лишний раз, магнитофон послушать. Утром проснешься, и никуда не надо бежать. Я уже не помню, когда так было.
— Сам вижу, Вася, как утомился ты от многолетнего тяжелого труда. Что и говорить, Вася… Но шутки в сторону, у меня нет времени заниматься болтовней. Послушай совет старого человека, милый друг Василий. Между прочим, мой младший сын старше тебя годков на семь. Так вот что я тебе посоветую: убери-ка свое заявление, а лучше всего — порви и никому не рассказывай. Погляди в окно и сообрази — лето сейчас. Через пару недель ты уедешь на уборку урожая. Заработок у тебя не ахти какой, из хрусталя не питаешься. И мать у тебя в лесоцехе работает. Тоже не очень, чтоб шибко, получает. А в сельских краях ты сможешь хорошо подзаработать. Второе —
Первые дни на новом месте заваривались круто.
Сказал одному:
— Отвезешь снабженца на мебельную фабрику.
А тот ответил:
— А на кой хрен? Чего он там забыл?
— Да как ты разговариваешь?
— Ах ты, девять на двенадцать, не нравится… Вот сам и вези, если хочешь. А у меня искры нет — в баллон ушла.
Посыпались, естественно, увольнения. Гараж перешел на осадное положение.
Но это было месяц назад. Казалось бы, сколько воды утекло с тех пор.
Сегодня все складывалось хорошо. Сложные задачи решались быстро, так что у непосвященного могло создаться впечатление, будто они сами решались. И Федор Павлович уже начинал подумывать, что зря хорошее утреннее настроение нарушалось непонятной тревогой. То ему, видишь ли, кажется, что он не на своем месте, то, понимаешь ли, не так относятся к нему люди — булыжники за пазухой носят. Уж не сходить ли к врачу, чтобы он прописал успокаивающие таблетки элениум.
Это же всем ясно: если коллектив небольшой да еще если он налаживает дисциплину, то там все превращаются в яркие индивидуальности и каждый желает рассчитывать на место в десятке сильнейших.
Так рассуждал Федор Павлович и сам понимал — правильно рассуждает. И все-таки полного спокойствия не было. Тихо-тихо, но оно шевелилось внутри, беспокойство, и не проходило. И чтобы окончательно очистить душу от подозрений, Федор Павлович решил поговорить со своей братвой начистоту. Благо времени прошло достаточно и теперь есть что сказать.
Так, поближе к обеду, он пригласил в бытовку весь имевшийся в наличии немногочисленный состав.
Кто сел на скамейки, кто-то остался стоять. Которые были у самой двери, курили папиросы. Словно чего-то опасаясь, они прятали огонь в рукав.
Федор Павлович тоже курил, и взгляд его проходил над головами собравшихся и упирался в неровную линию, в которую сходились потолок и стена. Шоферы на начальника тоже не очень-то смотрели. У них было о чем поговорить друг с другом. Их фразы и слова, переплетаясь, превращались в легкое гудение.
Федор Павлович затушил папиросу в консервной банке и встал.
И сразу в комнате наступила тишина.
— Мне тут много говорить нечего, — начал Федор Павлович, незаметно для себя, но сильно распаляясь изнутри. — Все тут много кой-чего видят… Тут вы думаете: ага, мы особая шоферская кость, а он черт его знает что… Так я вам скажу: я вашу кость знаю и понимаю, я сам из этой кости. И если надобность возникнет, каждому утру сопли по нашему шоферскому делу.