На восточном порубежье

Жук Сергей Владимирович

В скорости, казаки принесли тревожные вести. В здешние места, в край оленных коряков пришли чукчи. Громят их стойбища, угоняют тобуны оленей, забирают в полон лишь женщин и детей, мужчин поголовно уничтожают.

— Сами мы чукчей не видели и сколько их судить трудно. Но коряки бают, что число их не малое.

Вскоре к русскому стану в поисках защиты стали подтягиваться коряки уцелевшие от погромов. Они добровольно просились под руку императора Российского, и клялись исправно платить ясак во вечные времена. Только чтобы русские отогнали чукчей

прочь.

— Надо бы их самих гнать прочь от стана! Накличут беду на наши головы! — бурчал есаул Остафьев.

Но Шестаков его опасения не разделял. У него в голове крутились совсем иные мысли. Уж сильно коряки собрались большим числом. Где потом сыскать столь много ясачных инородцев!

— А расспроси Лука сколь чукчей пришло и какой у них бой да вооружение.

— Этот коряк сказывает, что числом их великое множество, наверно как у него оленей в двух табунах, бой у них лучный, копья да ножи, железа мало, наконечники все больше костяные и из рыбьего зуба.

— Сколь же у него оленей в табуне? — уточнил голова.

— Обычно табун не менее тысячи головок, — чуть слышно выдохнул кто-то из казаков.

— А спроси Лука у князцов, готовы ли они идти союзниками с нами на чукчей.

Потолковав с коряками тот вскоре сообщил.

— Они согласные.

— А после битвы, как чукчей прогоним, дадут ли нам на прокорм рыбы и оленей табун.

— И на то согласные они. Только ты голова на них шибко не надейся, народец они вороватый, — прибавил от себя Лука. — Это сейчас от страха на все согласные, а после ищи их по тайге.

— Казаки! Нам деваться некуда! Как не кинь мимо чукчей не пройти, а так все же подмога, и с харчами вопрос решим. Не в первой нам малым числом бивать инородцев. Покажем им силу русского оружия! Побьем чукчей, весь этот край нам покориться. Готовьтесь братья казаки к бою, на рассвете выступим разом.

Утром выступили, и на второй день наехали на только что покинутые чукотские станы. Оглядеться бы голове, оценить противника. Даже по брошенному стану видно, что эта орда в походе организована, и дисциплинированна.

Но переоценил свои возможности Шестаков, а вот неведомого противника и его военные способности недооценил. Оставив Остафьева с пятью казаками охранять ясачную казну, казачий голова бросился в погоню за призрачным народом.

Странно и удивительно даже подумать, но четырнадцать казаков с союзниками, среди которых можно положиться лишь на два десятка якутов не обороняются по нужде случившейся, а сами преследуют врага, причем неведанного и числом великим.

Между реками Парень и Пенжиной протекает река Егача, впадающая в Пенжинскую губу. На ее берегах и настиг Шестаков чукотскую орду.

Передовой отряд чукчей, построенный у отрогов небольшой сопки, преградил им дорогу. Они стояли молча, плотным гуртом, словно стадо оленей сбившееся в кучу. По краю самые сильные и опытные воины, облаченные в длинные доспехи. Крашенные светлой краской, они сливались с ледниками, делая отряд пришельцев с каменного носа, тоже

похожим на ледяную глыбу. За плечами щиты, что двигались словно крылья сами по себе, надежно защищали спину. Лица воинов были закрыты масками из костяных полос. Их назначение беречь глаза от колючей пурги и яркого света, но сейчас они придавали воинам устрашающий вид. Вообще их вид сквозь легкий туман, был не реальным, каким-то призрачным, не земным.

Предводитель чукчей был виден сразу. Он выделялся ростом, и доспехами, имеющих серебристый цвет. Как и окружающие его чукочи, был неподвижен на подобие каменного истукана из родной тундры.

Все казаки видели их впервые, всем они напомнили архангелов, спустившихся с небес по их души. Но это служилых не остановило, а придало лишь больше спокойствия. Все мы в руках божьих.

По команде Шестакова, русские и якуты встали в центре и изготовились фузеи к стрельбе, а коряки разбившись на две группы прикрыли фланги.

Чукчи продолжали стоять как изваяния и наблюдали за русскими сквозь прорези масок. Расстояние позволяло сделать залп из ружей, что и последовало.

Крайний ряд чукчей упал как срезанный, но вот на счет остальных ожидания не оправдались. Чукчи не кинулись от страха наутек. Их тойон кивнул головой и они, с удивительным проворством, кинулись на русских.

В считанные секунды, перепрыгивая через камни и другие препятствия, не дав даже времени перезарядить ружья, они оказались возле русских. Зато этих секунд хватило корякам. Бросив оружие, они с не меньшим проворством бежали с поля боя.

Разгорелась не шуточная баталия. Русские и якуты держались достойно. Тяжело было чукчам противостоять натеску сабель, их под час даже теснили. Падали мертвые, но живые будто не замечали, нападали снова и снова.

Афанасий Шестаков бился в первых рядах. Его охватил бешенный азарт сражения. Казалось он один способен разгромить эту орду. Чукотские доспехи из кожи секачей, не выдерживали ударов его сабли. Силы в руках не меряно, враги десятками уже лежат у его ног.

Видя слабость своего вооружения, чукчи отойдя назад, обрушили на русских град стрел. Ударяясь о стальные панцири казаков, те ломались как щепки, но некоторые находили не защищенные места. Одна из них угодила в шею казачьего голове. Не исправил Афанасий воротник своего тегиляя после стычки с князцом Иллике и его родниками, вот и поплатился. Угодила та прямо в шею задев артерию.

Зажимая рану рукой, продолжая отбиваться от чукчей Афанасий пробился к оленьей упряжки. Кровь хлестало из раны. Рухнув в сани, он ударил оленей и потерял сознание. А те понесли казачьего голову, через все поле боя прямо в центр чукотской орды.

На миг его сознание прояснилось. Вернее, ему привиделся, как наяву, прапорщик лейб-гвардии. Тот, самый, что повстречался с ним в Санкт — Петербурге, у Зимнего дворца. Только на этот раз он не улыбался и не светился здоровьем. Тот сидел в мрачном каземате, печальный в серой шинели с поникшей головой.