На всех дорогах мгла
Шрифт:
Командира в этом отряде выживших нет. А за главного она – веселая и энергичная, но при этом достаточно серьезная, если надо, девушка с ослепительно прекрасным лицом. По-средиземноморски черные волосы, которые падают ей на спину, похожи на прирученных змей. Она одета в кожаные джинсы и такую же куртку, как это принято у выживальщиков, и надо сказать, что даже такая одежда все равно ей чертовски идет.
Черский влюблен в нее, хотя прекрасно понимает, как это неуместно и насколько у него ноль шансов. Старшие ребята так и вьются вокруг нее,
Застекленный вестибюль непонятно почему уцелел. Один из отряда подходит и нажимает на кнопку лифта. Под пальцем вспыхнул рубиновый огонек.
Разумеется, сейчас, в первые недели после катастрофы, даже просто заброшенный торговый центр – это настоящая сокровищница, полная консервов и всяких бытовых мелочей. А тут такое раздолье, что даже есть электричество.
Металлические двери лифта разъехались. Она перевела взгляд на Черского и едва заметно кивнула. Дескать, ты, как самый большой знаток военной науки, сторожи вход. А мы пока будем внутри осматриваться.
Небольшими партиями лифт увозил ребята из его отряда на второй этаж. Черский толком не знал даже их имен, просто помнил, что эти имена – американские.
И вот он остался на первом этаже совершенно один, с автоматом наизготовку.
Он обернулся и увидел, что их машина стоит на голом квадрате парковки, совершенно пустая. Теперь она казалась такой же покинутой, каким был весь основной город.
«Сейчас они будут там без меня веселиться, – подумалось Черскому. – Действительно, чего им бояться? Я их охраняю, я на посту. А значит, они могут расслабиться. Выпить, разморозить пиццу, потанцевать, другими способами повеселиться. Нами командует такая девчонка, что с ней любое путешествие будет в радость».
Он вышел на порог торгового центра. Конечно, это демаскирует. Зато лучше обзор и стекло не заглушит звуки опасности. А если те, кто захочет добраться до нас, разумны, то они десять раз подумают, прежде чем лезть в торговый центр, на пороге которого дежурит человек с автоматом.
Он бросил взгляд на второй этаж. Ну да, так и есть. Он в который раз угадал. За стеклянными окнами уже загорелись лампы в круглых алых плафонах. Легко веселиться, когда кто-то другой стоит на страже и обеспечивает безопасность. «И почему-то всегда этот другой – я».
Даже ему было понятно, что нормальной девушке с таким остаться не захочется. Слишком уж здесь опасно. Даже если ты просто сторожишь уцелевший торговый центр посреди безлюдного города.
«А может, бросить это все?» – прыгнула в голову шальная мысль, вредная и мелкая, как блоха.
И прежде чем он успел что-то с ней сделать, совсем рядом в переулке, справа от парковки, что-то шевельнулось.
А потом резко бросилось в его сторону.
Оно бежало так быстро, что Черский не успел даже толком разглядеть, что это было такое. Словно бесформенный серый ком летел над растресканным асфальтом парковки.
В горле у Черского все еще саднило от этих горьких мыслей, и распроклятые
Руки и глаза сами, не спрашивая мозг, взяли атакующего на прицел и дали по нему хорошую такую очередь.
Черский так и не узнал, удалось ли ему попасть, – и даже если он попал, насколько это помогло против неведомой твари.
Потому что от толчка этой очереди он проснулся.
5. Прерванный забег
Выспаться, разумеется, не получилось. Голова была тяжелой, в глаза как песок насыпало. Ночь оказалась до ужаса короткой.
А вот погода радовала. С утра подморозило, на бульвар лег свежий хрустящий снежок. Вдыхая освежающий воздух, Черский дошел до редакции, и перспектива писать об убийстве казалась вполне вдохновляющей.
Редактор выглядел мрачно, но не говорил, в чем дело. Видимо, пришла какая-то дурная мысль, потому что, когда уходил, он выглядел лучше. Мысль настолько дурная, что он так и не поделился ей с редакцией.
А вот Нэнэ выглядела свежо и неплохо. Похоже, вчерашний разговор совсем не испортил ей настроения. Сидеть с ней за одним столом было даже приятно: уж она-то точно не будет прятаться от опасности в разгуле на втором этаже.
– Черский, попытайся узнать, что случилось у нас в училище олимпийского резерва. Там девочка умерла очень странно.
– Ты говорил, что убийство.
– Это чтобы тебя заинтересовать. Сам знаешь, журналистский прием. Искусственное создание интереса.
До училища олимпийского резерва от редакции надо было ехать на автобусе. Черскому нравилась эта идея. После всей этой духоты очень хотелось проехаться.
Он вышел на остановке и невольно прищурился – за остановкой и до самой реки, где была база училища, простирался огромный пустырь, сплошь покрытый почти нетронутым свежим снегом. А совсем рядом от остановки торчали желтые прутики каких-то бывших растений – напоминание о том, что город стоит на бывшем болоте.
Мимо прошла кучка голосистых школьников в непроницаемо-черных куртках. Хотелось верить, что ребят ждет лучшее будущее, без бандитизма и войны. Хотя новости, которые Черский каждый день приводил в порядок и трамбовал в газетный лист, обещали нечто совсем обратное.
Эх, хорошо бы работать в официальной газете, каких-нибудь «Новостях Каменетчины». В райцентрах, судя по тому, что там печатают, вообще ничего не происходит. Но потому и кажется, что газета официальная, оплачивается из бюджета, а сидит там старичье, которому все надоело еще при Никите Сергеиче. Это «Брама» должна быть свежей и интересной, а этим так называемым изданиям достаточно быть просто периодическими. Для новых людей места там нет.
«Хотя, – размышлял Черский, пересекая казавшийся бесконечным пустырь, – иногда кажется, что мне в наше время вообще нигде нет места».