На всех дорогах мгла
Шрифт:
– Я просто хочу сообщить про них правду. Конечно, редакционные задания и все такое, но важно еще сказать правду, показать ту сторону, на которую никто не смотрит. Вот, например, про skinhead говорят, что они хулиганы и драчуны. А почему никто не замечает, что драки – это хорошее явление. Раньше дрались район на район, Киевские против Шпановичей. Потом, году в восемьдесят восьмом, все затихло, вот и перестройка в тупик зашла. А ведь есть еще в народе силушка. Драться на улицах – это вам не сериалы смотреть, лежа на диване. К дракам надо готовиться, спортом заниматься.
– То есть вы это одобряете? – осведомился редактор.
– Пусть лучше так отдыхают, чем клей нюхают!
Черский прищурился, выискивая нужную стопку, а потом начал аккуратно, насколько это было возможно, вытаскивать из нее папку в зеленом картоне.
– Что такое? – эти манипуляции удивили редактора не меньше, чем смелое мышление кандидата в корреспонденты.
– Сейчас, сейчас… Вот, посмотрите. Похоже, нам все-таки попадались статьи нашего кандидата. Так что вы можете оценить его слог. Буль-Бакович – это ведь вы, я ничего не перепутал.
Это было очередное радикально-оппозиционное издание в одну страницу, выпущенное неким загадочным «областным фронтом национального освобождения». Первый номер – и, очевидно, единственный. Вся обратная сторона была посвящена новому, перспективному ультранационалистическому движению SKINHEADS (причем каждый раз было именно латиницей и БОЛЬШИМИ БУКВАМИ). Одно место было отчеркнуто прямо карандашом: там сообщалось, что бывают еще red-skinheads, которые «исповедуют коммунистическую идеологию и не являются настоящими skinheads».
Подписана статья была: «Игнат Буль-Бакович, независимый историк».
Редактор посмотрел на Черского с почти восхищением. Потом перевел взгляд на Баковича.
Тот не произнес ни единого слова. Просто жевал и смотрел, теперь уже очень свирепо.
– Вы это публиковали, когда набирались современных знаний, – осведомился Черский, – или после того, как вас даже оттуда выгнали?
– Знал бы ты меня тогда, сейчас молчал бы тихонько в тряпочку, – прорычал Бакович.
– Но я узнал вас сейчас. И молчать в тряпочку не буду. Болтать без умолку – моя работа.
– Ну так что, я что-то не то узнал? Что-то, чего не хочет Москва?
– А при чем здесь Москва? Наша столица теперь в другом городе.
– Наша столица в другом городе. А ваша – в Москве. Что, думаете, я не догадался, кто вас финансирует.
– Если нас финансирует Москва, – меланхолично заметил редактор с другой стороны стола, – то вы-то зачем к нам пришли?
– Материал вам предложить. Я еще не знал, под кем вы ходите.
– Ну вот, вы и узнали, под кем мы ходим. Идите отсюда. Лесом.
– Это из-за моей позиции?
– Вы вольны предложить нам материал, – все тем же нарочито бесцветным голосом произнес редактор, – мы вольны его отвергнуть.
– На самом деле, – вмешался Черский, – дело, конечно, в вашей позиции. Но не той, которую вы показали на этой странице. А вот этой.
Он перевернул радикальное издание обратно лицевой стороной.
Под заголовком «Их ждет виселица» была напечатана
Под фотографией значилось: «Лопухов Олег Петрович, проживает на улице Косицкого, дом 9, квартира 28. Бывший друг национально-освободительных сил, а ныне славянофил-подмосковит. Учитель химии в СШ № 5. Девятого мая 1992 года на праздновании победы сталинского режима над фашистским режимом вышел с российским флагом, сдал полицейским мальчика, который распространял антимосковские листовки в СШ № 5. Эту тварь ожидают горячо любимые им лагеря для членов семьи изменника Родины. Смерть московитам, смерть их пособникам!»
2. Дебилам привет!
В кабинете редактора повисло зловещее молчание. Казалось, кто-то невидимый только что проорал всю эту вербальную чуму, а теперь насмешливо смотрит на собравшихся и ждет реакции.
– Вы знали, что это будет напечатано, когда сдавали свою статью? – поинтересовался редактор.
– Ну а что здесь неправда? – отозвался Бакович, не поднимая взгляд.
– Ну, например, непонятно, кто из его семьи будет этим изменником Родины. Про него самого написали, а про изменника – нет.
– Какая разница?
– Для вас нет разницы, к расправе над кем призывать?
– Какая разница, что делать с такими, как он? С выродками, которые уже тем, что живы, угрожают нашему народу.
– Откуда вы знаете об этой угрозе? – поинтересовался Черский. – Лично опросили весь народ?
– У нашего народа есть государство. А такие, как он…
– Если бы такое угрожало государству, про это было бы написано в Уголовном кодексе, – перебил его Черский. – Не надо говорить за государство. Вы не парламент и не ассамблея. Вы просто еще один неуч с помойки, который пытается пристроиться в газету, потому что советская власть неосторожно научила вас читать и писать.
– То есть людей, национально мыслящих, в вашей газете видеть не хотят? Или вы просто родственник этого выродка?
– Я просто не люблю, когда призывают к расправе. И думаю, мало кто любит. Призывать к такому может только сумасшедший.
– А сдавать детей в милицию – нормально?
– А вы уверены, что этот школьник существовал? И, если так уверены, сможете сказать, что было написано в той листовке.
– Какая разница, что там было? Поищите в своих вонючих папках – вдруг она тоже где-то там затесалась?
– Если там были призывы к убийствам с указанием адресов – я бы тоже его в милицию отвел. У нас в городе и так каждую неделю кого-то убивают.
– Ну вот и докажите!
– Я думаю, что если бы школьник существовал или если бы листовки были мирными, – заметил Черский, – то вы бы не стали прятать от нас свои прежние публикации. Они у вас очень яркие. Сразу видно – с душой написано. Хотя я этого не понимаю.
– То есть вы защищаете этого выродка?
– Нет, – снова вступил редактор. – Мы просто деньги зарабатываем. Нам проблемы не нужны. Убьют кого-нибудь, а мы крайними окажемся. А теперь – проваливай! – рявкнул редактор.