На высотах мужества
Шрифт:
– Товарищ гвардии подполковник, старший лейтенант Пинчук по вашему приказанию прибыл!
«Ну, артист!
– подумал я, вспомнив о вчерашней песне, и по глазам увидел, что он ждет нагоняя за нарушение радиодисциплины.
– Нет, не время сейчас читать нотацию». Попросил подойти к карте:
– Идите в этот квадрат. Там и патрулируйте, прикрывайте войска. Высота три-четыре тысячи. Связь держать с пунктом наведения. Если появится большая группа, доложите мне. Вышлю подкрепление.
Я знал, что Николая очень тревожила судьба родителей, находившихся
– Видел. Вот она!
– указал он точку на карте.
– Буденновкой называется. А живы ли родители - этого не ведаю.
– Не падайте духом. Будем надеяться на лучшее.
Через пять минут «яки» взлетели и пошли с набором высоты в сторону Витебска. Четверка же Запаскина вырулила к старту и приняла готовность № 1. По радио на пульте управления КП было слышно, как Пинчук связывался с пунктом наведения, затем все стихло.
По времени Николай Пинчук должен быть в заданном районе. Вскоре и в самом деле послышался его доклад: [164]
– Я - «Двадцатый». У нас все нормально!
И снова - тишина. Железный закон радиодисциплины обязывал летчиков меньше говорить, больше слушать. Вдруг сквозь треск и писк в динамике раздался голос Бориса Арсеньева:
– Командир, справа впереди шестерка «мессеров»!
– Вижу. Позади их еще столько же, - ответил Пинчук и - в эфир: - «Гранит», я - «Двадцатый», вступаю в бой с «мессерами»!
Я приказал дежурному дать сигнал Запаскину на вылет, а Пинчуку передал, что на помощь ему выходит подкрепление.
По отрывочным фразам в воздухе мы представили картину боя:
– Борис, атакуем первую пару! Володя, бей по второй!
– командовал Пинчук.
Потом кто-то выкрикнул:
– Есть один… В щепки разнесло!
– Борис, влево давай, фашист в хвосте!
– Атакую, прикрой!
– Командир, «мессер» наседает!
Подоспело звено Запаскина. Послышался его голос:
– Мириан, прикрой. Атакую!
– «Десятый», горит ваш фашист!
– Спокойно, Мириан. Бьем по второй паре!
– Уходи под трассу. Собьют!
– выкрикнул кто-то.
Фашисты дрогнули, начали удирать. И снова голос Запаскина:
– Противника не преследовать. «Двадцатый», уходите домой. Я остаюсь на прикрытие.
Стало ясно: бой закончен. Но все ли живы? Спросил об этом Пинчука.
– Порядок!
– весело прозвенел его голос.
В том бою два наших звена, сражаясь против дюжины Ме-109, сбили три истребителя. Но и наши «яки» - Пинчука, Баландина и особенно Николая Корниенко - получили такие повреждения, что старший инженер полка А. З. Нестеров не знал, как и быть. Посоветовался со старшим техником эскадрильи Алексеем Веселовым.
– Попробуем ввести в строй, - ответил Веселов.
– Подбросили бы на подмогу нам специалистов из ПАРМа.
Остаток дня и всю ночь, укрыв «яки» чехлами, техники и механики вместе со специалистами ПАРМа напряженно трудились при свете переносных ламп. К рассвету отремонтировали все самолеты. По нормативам мирного времени [165] даже в стационарной
28 мая из полка «Нормандия» поступило печальное известие о том, что замечательный французский летчик старший лейтенант Марсель Лефевр при посадке на горящем самолете получил обширные ожоги и в тяжелом состоянии отправлен в госпиталь в Москву. Все мы надеялись, что он выживет. В течение семи дней врачи боролись за его жизнь, но сделать ничего не смогли. 5 июня 1944 года Марсель Лефевр скончался.
Мы знали его как истинного антифашиста и патриота Франции. Он быстро сблизился с летчиками нашего полка, не однажды в одном строю с ними сражался против врага. В нашем полку его искренне уважали за доброе сердце, за отзывчивость.
Старший лейтенант Марсель Лефевр в воздушных боях лично сбил 11 фашистских самолетов. За образцовое выполнение боевых заданий командования и проявленную при этом отвагу и героизм Марселю Лефевру присвоено звание Героя Советского Союза посмертно. Его навечно зачислили в списки 1-й эскадрильи одного из истребительных авиаполков.
Наступило четвертое военное лето. Всю зиму и весну 1944 года мы участвовали в боях местного значения, которые вели наши войска под Витебском, Оршей и Могилевом, сковывая находившиеся в Белоруссии силы врага и не позволяя фашистскому командованию перебрасывать их на Украину, под Ленинград, где полным ходом шло наступление наших войск.
Мы отлично понимали важность выполняемой нами задачи и терпеливо ждали своей очереди для перехода в наступление. Душой и сердцем чувствовали: скоро пойдем вперед. Перед нами лежали в руинах разрушенные врагом Витебск и Орша, другие города и деревни Белоруссии, ждавшей своего освобождения. [166]
Операция называлась «Багратион»
Мимо их висков вихрастых,
Возле их мальчишьих глаз
Смерть в бою свистела часто
И минет ли в этот раз?
А. Твардовский
В начале лета 1944 года гитлеровское командование в ожидании большого наступления нашей армии проявляло заметную нервозность. Оно предпринимало все меры к тому, чтобы вскрыть направление главного удара. Большое внимание уделяли фашисты и воздушной разведке.
В тот период войска 3-го Белорусского фронта готовились к переходу в наступление, и борьба с самолетами-разведчиками стала главной задачей прифронтовых истребительных авиаполков. Поначалу она велась недостаточно эффективно. Разведчики обнаруживались в основном лишь над линией фронта. Данные о них поступали в полки с опозданием, и наши истребители не успевали их перехватить. Фашисты проникали порой глубоко в тыл. И хотя в большинстве случаев их сбивали, экипажи успевали передать по радио некоторые данные о наших войсках.