На высотах мужества
Шрифт:
– Молодцы, «Ястребы»!
– похвалил летчиков с передового КП А. Е. Голубов.
– Врага не преследовать, оставаться в этом районе!
Следуя за наступавшими войсками, мы перебазировались на аэродром Лабиау. Из этого немецкого городка гитлеровцы удирали поспешно. Следы этой торопливости были видны повсюду. На окраине города и по сторонам дороги валялись замерзшие трупы фашистских вояк. В деревнях бродили принадлежавшие богатым фермерам коровы, свиньи, гуси, утки. Все это мычало, визжало, гоготало, крякало от голода. Наши бойцы доставали из сараев сено, из погребов картофель,
Сам город оказался пустым. Во многих домах двери и окна были раскрыты, и ветер раздувал шторы. Лишь изредка встречались старики, но и те старались поскорее скрыться. Вероятно, геббельсовская пропаганда основательно запугала народ.
Мы расположились в домах на окраине города, невдалеке от аэродрома. Вскоре наши бойцы привели ко мне старого немца. Он хотел непременно видеть «русского начальника». Путая русские слова, старик указал на домик:
– Я прошью русский зольдатен не стреляйт и не бросайт гранатен в этот хауз. Там есть майне жена и дети.
– Никто вас не тронет. Мы не убиваем мирных жителей, - ответил я и поинтересовался, откуда он знает русский язык.
– Я был русский плен. Я был зольдатон в кайзер армии.
– Почему же боитесь русских? Они плохо с вами обращались?
– О, найн. Русский народ отчен карош. Но доктор Геббельс сказал, что русский большевик будет резать и стреляйт всех немцев.
– Это грубая ложь. Вас просто запугивали. Но если вы боялись, то почему не эвакуировались, остались здесь?
Отвечая на этот вопрос, старик рассказал мне и К. Ф. Федорову драматическую историю о том, что пришлось пережить местному населению в эти последние дни.
Когда советские войска подошли к границам Восточной Пруссии, фашисты сказали жителям, что русские никогда не пройдут через мощные укрепления, и запретили [215] всем не только эвакуироваться, но и говорить об этом. Большая часть жителей, за исключением гроссбауэров (зажиточных крестьян) и юнкеров (крупных помещиков), а также городских богатеев, и не собиралась покидать свои места. Когда же советские войска прорвали оборону и стали наступать, всем жителям объявили приказ о немедленной и обязательной эвакуации. Тех же, кто не уходил, выселяли насильно, им угрожали расстрелом и гнали под конвоем. Началась паника. Тысячи беженцев пешком, на колясках, лошадях и машинах устремились на запад. Все дороги запрудили. Отступавшие войска сгоняли их на обочины, давили гусеницами танков, броневиков и тягачей.
Семью этого немца-старика тоже выдворили и погнали под конвоем. Она попала в пробку у моста через реку Дайме. По этому мосту двигались войска, и семью не пропускали. Когда же войска переправились, кто-то пустил слух, что русские подходят. Беспорядочная толпа беженцев устремилась на мост.
Вскоре действительно подошли советские танки. Но никого из беженцев не тронули.
В этот момент раздался взрыв, и мост с находившимися на нем людьми взлетел на воздух. Его взорвали фашисты, не пожалев ни женщин и детей, ни стариков. На мосту и возле него погибли полторы тысячи человек. Это было
Семья на свой страх и риск вернулась домой. Никто ее не тронул. Сюда же, к нам, старик пришел, чтобы предупредить «русского начальника» о том, что в доме живет мирная семья - его жена и внуки. Мать же этих детей, вероятно, погибла на мосту.
– У вас есть чем кормить семью?
– спросил Федоров.
– Есть мало хлеба, картошки. Отчен трудно.
Мы посоветовались и разрешили старику взять со двора гроссбауэра, где располагался наш техсостав, корову, свинью, муки и картошки и попросили его присматривать за скотом и птицей на этом дворе. Он так обрадовался, что даже расплакался:
– О, майн гот. Данке шен, большой спасибо!…
Продолжая наступление, войска нашего фронта 26 - 31 января вышли к внешнему обводу обороны Кенигсберга, обошли крепость с севера и юга и оказались у залива Фришес-Хафф. Тем самым оставшиеся в Восточной Пруссии войска гитлеровцев были расчленены на три изолированные [216] друг от друга группировки: земландскую, кенигсбергскую и самую крупную - хейльсбергскую. В то же время войска 2-го Белорусского фронта вышли к заливу Фришес-Хафф северо-восточнее Эльбинга и отрезали войска врага, находившиеся в Восточной Пруссии, от территории самой Германии.
В ходе прорыва долговременной обороны противника и преследования его войск с 13 по 31 января летчики 18-го гвардейского авиаполка произвели более 680 боевых самолето-вылетов главным образом на сопровождение бомбардировщиков и штурмовиков, а также на прикрытие войск. При этом в воздушных боях они сбили 26 и подбили 10 самолетов. Своих потерь у нас не было.
Огромную работу в тяжелых условиях зимы во время перебазирования на новые аэродромы провел наш техсостав во главе со старшим инженером А. З. Нестеровым. Благодаря напряженному труду инженеров, техников и механиков у нас всегда находилось в строю максимальное число готовых к бою истребителей.
В феврале и марте главные усилия войск 3-го Белорусского фронта и авиации 1-й воздушной армии были направлены на ликвидацию самой крупной в Восточной Пруссии хейльсбергской группировки врага. Фашистское командование усилило ее самыми опытными в «люфтваффе» истребительными авиагруппами из эскадр «Мельдерс» и «Удет». На вооружении у них были новые модификации самолетов Ме-109 и ФВ-190. Одновременно противник усилил зенитно-артиллерийское прикрытие войск и ледовых дорог через залив Фришес-Хафф.
В начале февраля летчики нашего полка встречались с фашистскими асами из эскадры «Мельдерс», сражавшимися на новых истребителях. Первыми с ними скрестили оружие Николай Пинчук и Алексей Калюжный. В один из тех дней, выполняя задание по разведке на высоте около 4000 метров, они встретились с шестеркой истребителей типа Ме-109Г-2. На этих самолетах были установлены более мощные моторы. На большой высоте новые «мессеры» не уступали нашим Як-3 в скорости и маневренности. Зная это, Пинчук и Калюжный первыми нанесли по фашистам удар и стали вести бой, снижаясь спиралью на меньшую высоту. Здесь Як-3 обладал неоспоримым преимуществом.