На высотах мужества
Шрифт:
Очищая город, наши бойцы выгоняли из подвалов «засидевшихся» фашистских вояк. Они выходили с поднятыми руками, обросшие и твердили одно: «Гитлер капут!» Среди пленных иногда попадались переодетые в форму врага изменники нашей Родины. Немцы выталкивали их из своих рядов и выдавали. Наши воины строили их отдельно и говорили: [227]
– Подлые изменники. Вас ждет суд военного трибунала!
Из города на восток тянулись колонны пленных. Они шли с опущенными головами, безразличные ко всему.
С падением Кенигсберга боевые действия в Восточной Пруссии не завершились. Предстояло еще разгромить
Озлобленные поражением фашисты, не в силах оказать противодействие нашей авиации, стали с косы Фрише-Нерунг обстреливать дальнобойной артиллерией аэродромы Хейлигенбейль и Бладиау. Мы понесли потери. Так, 12 апреля во время подготовки «яков» к вылету противник произвел внезапный артиллерийский налет. Были убиты старшины Александр Семенов, Константин Медведев и сержант Павел Титов. Пять авиаторов получили ранения, в их числе техник И. А. Павлов и механик П. В. Белоглазов. У французов погиб Жорж Анри.
Наши воздушные разведчики обнаружили, что артиллерийская стрельба велась с аэродрома Нойтиф из орудий, установленных в сгоревших ангарах. В тот же день штурмовики нанесли по ним удар.
С утра 13 апреля при поддержке авиации началось наступление наших войск на Земландском полуострове.
На блокировку аэродрома Гросс-Хубникен под командованием майора С. А. Сибирина вылетели две шестерки Як-3. На опушке леса они обнаружили замаскированные самолеты и зенитные средства. Встав в «круг», наши летчики начали с пикирования наносить по ним удары. В это время со стороны фронта к аэродрому группами по 2-4 самолета начали подходить ФВ-190. Вероятно, здесь они базировались и теперь, выполнив задание, возвращались обратно. Наши «яки» сразу же нацелились на них в атаку. Для вражеских летчиков это было неожиданностью. Они начали метаться в растерянности над аэродромом. Отдельные из них поспешили на посадку, так как горючее было на исходе. Этим незамедлительно воспользовались летчики группы Сибирина. Действуя решительно и стремительно, они меткими ударами уничтожали «фоккеров». В течение десяти минут Семен Сибирин, Александр Захаров, Алексей Свечкарь сбили по одному, а Николай Даниленко и Мириан Абрамишвили по два вражеских самолета.
Затем майор Сибирин дал команду выйти из боя.
В этот момент старший лейтенант Абрамишвили увидел [228] в 200 метрах от себя «фокке-вульфа», заходившего на посадку, и бросился на него в атаку. В моторе «яка» вдруг взорвался снаряд. Кабина наполнилась дымом, истребитель загорелся, и Мириан, сохраняя выдержку, повел машину в сторону своих войск. У него была одна мысль - дотянуть до линии фронта и выброситься с парашютом. Однако положение быстро осложнилось. Огонь охватил уже всю кабину, обжигал руки, лицо. Дальше оставаться в машине было невозможно. Летчик открыл фонарь и покинул Як-3, который почти тут же взорвался в воздухе. Абрамишвили приземлился почти в самой гуще отступавших фашистских войск. Поднимаясь, он услышал окрик:
– Хальт! Русс, сдавайсь!
Гитлеровцы обезоружили летчика и, толкая в спину прикладами, привели к отдельно стоявшему домику, бросили в подвал, захлопнули дверь. Из маленького окошка слабо струился свет. Мириан нащупал в полутьме какой-то ящик, присел. Обожженные лицо и руки сильно саднили.
– Я же здесь, как в мышеловке».
Через час загремел запор. Дверь распахнулась, и в проеме ее показались гитлеровцы. Один из них скомандовал:
– Русс, ком!… Ходить бистро!
«На расстрел поведут!» - промелькнуло в сознании летчика. Однако солдат втолкнул его в дом.
В комнате он увидел молодую женщину. Она сидела у печки и сжигала какие-то бумаги.
– Следы преступлений уничтожаешь?
– усмехнулся Мириан.
Женщина полуобернулась, ответила по-русски:
– Думай о себе, а не о бумагах.
– Ты что - русская?
– Не твое дело!
– Она бросила в печку новую пачку бумаг.
В комнату быстро вошел обер-лейтенант. Пуговицы на френче у него были расстегнуты. На ремне болталась открытая кобура с пистолетом. Он пьяно улыбался. Пошатнулся, взглянул на обгоревшего Абрамишвили.
Женщина обернулась к обер-лейтенанту, начала о чем-то быстро говорить по-немецки. Выслушав ее, гитлеровец подошел к Абрамишвили поближе, заговорил через переводчицу: [229]
– Мы понимаем, что наши войска обречены. Но мы не хотим погибать вместе с ними. У нас есть важные документы. Мы хотим отдать их вам, но вы должны сохранить нам жизнь.
– Да, я постараюсь: жизнь вам будет сохранена, - заявил Мириан.
– Где ваши документы?
– В сейфе.
Гитлеровец открыл сейф, достал кожаную папку и, передавая ее Абрамишвили, сказал:
– Битте шен. Это есть отчен важный документ!
– Разберемся. А как быть с вашими солдатами, что во дворе?
– Никак. Мы уйдем отсюда и укроемся. Место есть. Дождемся русских, - ответил немец через переводчицу.
«Свою шкуру спасает, - подумал Мириан.
– А на солдат ему наплевать. Вот они, волчьи законы!»
– Нет, так не пойдет, - заметил летчик.
– Подойдите к окну, прикажите им сложить оружие. Разъясните, что положение их безнадежное, они окружены, и, если добровольно в плен не сдадутся, всех уничтожат. И белые флаги пусть вывесят…
Неподалеку от дома послышалась пулеметно-автоматная стрельба, забухали ручные гранаты.
Обер- лейтенант и его напарница тотчас же выполнили указание летчика. Напуганные приближением боя солдаты покорно сложили оружие и, вывесив белые флаги, укрылись.
Вскоре подошла рота наших автоматчиков. Послышался голос:
– Кто в этом доме? А ну, выкуривайтесь!
Абрамишвили вышел первым. На него с удивлением взглянул лейтенант:
– Кто такой? Почему здесь?
Мириан коротко объяснился с ним, спросил, как ему быстрее попасть в штаб и сдать документы.
– Ну, летчик, даешь!
– весело улыбнулся лейтенант.
– Сейчас наша медсестра окажет тебе помощь и давай конвоируй пленных по этой дороге в тыл. Я дам тебе двух бойцов. Они легко ранены. Пусть конвоируют. Штаб нашей дивизии где-то рядом. В общем, найдешь.
Медсестра наложила на раны летчика повязки, и Абрамишвили, поблагодарив ее, приказал обер-лейтенанту построить солдат и двигаться под конвоем в тыл.
Штаб удалось разыскать быстро. Там Мириан под [230] расписку сдал документы и пленных и отправился на поиски своего полка.