На заре земли русской
Шрифт:
– Радим Евсеич сказал, что приор за твою жизнь головой ответит, – задумчиво молвила Злата. – А вот и он…
Когда Димитрий вышел из горницы, в дверях его остановил тысяцкий, совершенно трезвый после давешнего.
– Как он? – тихонько спросил Радим, задержав юношу.
– Пришёл в себя, слава Богу, – так же тихо ответил Димитрий.
– Не Бога благодарить надобно, – поморщился тысяцкий, так и не признавший христианства, – а девчонку его, травницу. С того света, почитай, вытащила. Да всё никак прозванье её в башке
– Злата, – подсказал Димитрий. – Позволь мне идти.
– Ступай, – махнул рукой Радим, дождавшись, пока юноша сбежит по лестнице, постучал в дверь и, дождавшись позволения, вошёл.
Всеслав хотел подняться ему навстречу, но не смог, в глазах потемнело, и Злата велела ему лечь. Князь постыдился такой своей неловкости перед тысяцким, но тот, словно не обращая внимания, без всяких предисловий спросил:
– Что с чужаками прикажешь делать, княже?
– Отпусти ты их, – Полоцкий махнул рукой.
Радим скрестил руки на груди, нервно прошёлся из угла в угол, чуть не сшиб со стола свечу.
– Пустить? Шутишь?
– Не до шуток, – буркнул Всеслав.
Тысяцкий во второй раз измерил шагами горницу. Остановился у красного угла, с неодобрением взглянул на лампадку пред иконами.
– Пойми ты, он смерти твоей хотел, – молвил он с некоторым изумлением в голосе. – А ты его – пустить… Ты князь, он пред тобой никто, какого чёрта ты святого из себя строишь?!
– Я не святой, – слабая улыбка тронула губы Всеслава. – Но и судить его не мне. Не я даровал ему жизнь, не мне и отнимать…
На мгновение он посмотрел на Злату, надеясь отыскать поддержку или осуждение в её взгляде, но она смотрела вниз, переплетя пальцы замком. Радим продолжал молча мерить шагами деревянный пол.
– Я сам убью его, – процедил он сквозь зубы.
– Не смей! – воскликнул Всеслав. Не было никакого желания мстить за себя, не было ненависти к квириту, было только презрение к нему, даже какое-то равнодушие к его дальнейшей судьбе. – Ты убьёшь его одного, а за него пять десятков таких же нагрянут.
Об этом Радим не подумал. Конечно, за молодого приора отомстят такие же квириты, злопамятный, обидчивый народ. Обороняться от них не представлялось возможным, и тысяцкий угрюмо кивнул в ответ, признав свою неправоту.
Спустя несколько дней Всеслав встал на ноги. Что делать с квиритами, в частности, с Октавием, виновником всего случившегося, так и не придумали, но и в Священную Империю их не отпускали. Радим Евсеич ходил мрачнее тучи, то и дело пререкался с князем насчёт того, как поступить с чужеземцами.
Спрашивали об этом и византийца Аврелия, который собирался провести в Киеве целый год и уехать на родину только через месяц. Но и у него не было хороших мыслей на этот счёт, он избегал разговоров об этом, однако обо всём другом говорил охотно.
– Нам бы мастеров ваших в Царьград, – сказал он однажды Всеславу мимоходом. – Золотые
– Некого нам отправить, – ответил князь. Ему было спокойнее от той мысли, что теперь он может держаться с Аврелием на равных. – Оклады – Димитрия дело, да не поедет он, откажется.
– Почём тебе знать, – откликнулся византиец, пожав плечами. – Три седмицы ему на раздумья. Скоро уезжаю.
– Ну, коли он захочет, он тебе сам о том скажет.
Но Димитрий, казалось, даже и не думал о возможности уехать. Он старался как можно более времени проводить с Всеславом, чувствовал себя виновным в случившемся недавно и пытался загладить свою вину, о которой сам князь даже и не думал.
– Поезжай домой, – предложил Всеслав в один прекрасный день. Когда он вошёл, Димитрий вырезал какую-то очередную золоту безделушку для ярмарки и о чём-то увлечённо рассказывал Злате, а та вышивала белую ткань алым узором по краю и вряд ли слушала юношу внимательно. Мысли её были где-то далеко.
– Домой? – при появлении Всеслава Димитрий поднялся с места, отложил инструмент. – В Полоцк?
– Помнишь ли, я тебе Изяславовы письма отдавал? Ты их, верно, дома оставил? Захвати с собою. И я же знаю, как ты по своей Светланке стосковался, – улыбнулся князь, положив ему руку на плечо.
– Точно, – вспомнил юноша о забытых письмах. Радость блеснула в глазах его. Когда он спешил за Златой и Мстиславом в Киев, письма у него совершенно вылетели из головы и теперь, видимо, дожидались лучших времён в городе.
– Седмицу даю срок.
– Спасибо, княже, – поклонился Димитрий в пояс. Всеслав взъерошил его светлые кудри.
– Ладно тебе, – усмехнулся он. – Не задерживайся долго.
Димитрий, забыв о неоконченной работе, стрелой вылетел из горницы собираться в дорогу. Всеслав и Злата остались наедине. Некоторое время ничто не нарушало уютную тишину, пока наконец Злата не спросила:
– Ты решил, как быть с приором и его людьми?
– Решил, – ответил Полоцкий. На самом деле он сразу знал, что не станет мстить, но не предполагал, как Радим отнесётся к его предложению, поэтому никому не сказывал.
– И что же?
– Думаю, пускай воротятся, – вздохнул князь. – Нечего мне с ними делать.
– Верно думаешь, – Злата оставила вышивку, села к нему ближе, доверчиво положила голову ему на плечо. – А ему Господь судья.
– Да, – тихо промолвил Всеслав, в свою очередь обняв девушку и медленно проведя рукой по её тёмным локонам.
Следующим утром тысяцкий доложил, что послы из Священной Империи благополучно уехали восвояси. Произошло это настолько спешно и тихо, что никто, кроме приближённых ко двору, об этом не узнал. Хоть и был Радим недоволен таким исходом, своего недовольства он не показывал, зная, что поздно уже что-либо делать, да и князь не переменил бы своего решения.