На заре земли русской

Кононова Татьяна Андреевна

– Да что с нею?

– Твоё дело?! – напустился на ведунью вспыльчивый Радислав. – Чего ты там своим травам про неё нашептала? Говори!

Старуха испуганно воззрилась на него. Всё её лицо, изборождённое глубокими морщинами, выдавало страх и непонимание.

– Так я ж её вижу в первый раз, да и на что мне её нездоровье? – раздался её негромкий, скрипучий голос. У Желаны, всё это время стоявшей подле Добронега, похолодело внутри от этого голоса, и она схватила дружинника за руку. Тот молча сжал её влажную от волнения ладошку.

– Не трогайте её сей день, – сказал Всеслав, задумчиво вглядываясь в побледневшее

лицо Златы. – Поправится, тогда будет видно.

К утру девушке стало лучше. Жар прошёл, голова болеть перестала. У её постели всё так же сидела Желана с шитьём – молча, что было для неё необычно. Увидев, что Злата проснулась, она вскочила, отложила в сторону работу, улыбка появилась на её лице.

– Доброго утра, – защебетала она. – Тебе лучше?

– Да, – улыбнулась в ответ девушка. В окошко заглядывало весеннее солнце, только-только начинавшее пригревать, и деревянный пол был тёплым.

– Ведунья, та самая, которую вчера отыскали, к тебе просилась, да я не пустила, – продолжала Желана, но Злата перебила её:

– Чего ж не пустила? Пусть войдёт. Только я сперва оденусь…

Желана кивнула и поспешно выбежала звать старуху – мол, дала своё согласие княгиня, позволила прийти к ней. Когда она скрылась в длинном коридоре, Злата собрала постель, умылась из кувшина, надела платье, мимоходом подумав, что хорошо бы вышить узоры-обереги себе и Всеславу на одёже. Волосы за ночь растрепались, и Злата, неторопливо проводя по прядям частым гребнем, подметила, что отросли они с лета, подровнялись после спешной, неумелой стрижки, да потемнели даже. Ну вот, как и не славянка, подумала девушка с грустной улыбкой. Все подружки светленькие – и Желана, и Красимира, и Любушка – та и вовсе будто солнцем освещённая, – а Злата тёмненькая. Подойдя к высокому окну, девушка открыла его навстречу новому дню, протянула руки к золотым лучикам робкого весеннего солнца. Свежесть и нежная прохлада ворвались в горницу, дышать стало легче, даже румянец появился на бледном, за последнее время отчего-то осунувшемся лице девушки. На дворе стоял, держа под уздцы коня, дружинник Добронег и всё оглядывался на окна княжеского терема, точно ждал кого. Злата тихонько улыбнулась – она-то знала, кого он ждёт, кого высматривает. Оборотившись в очередной раз и увидев глядевшую в окно молодую княгиню, Добронег махнул ей рукой и поклонился в пояс. Злата кивнула ему в ответ.

Дверь без скрипа отворилась, и вошла старуха, та самая, с которой был разговор намедни, в сопровождении взволнованной, нетерпеливой Желаны. Указав путь ведунье, Желана замерла у порога, крутя в пальцах кончик косы, спросила:

– Позволишь мне уйти? Я быстро!

– Беги, – улыбнулась девушка. – Не торопись. Мы потолкуем пока.

Желана коротко поклонилась в благодарность и выскочила за дверь. На лестнице послышались её лёгкие, торопливые шаги, а потом, выглянув в оконце ещё раз, Злата увидела, как Добронег пошёл ей навстречу, подхватил на руки и покружил.

– Как имя твоё, матушка? – спросила она ведунью, до тех пор сидевшую недвижно.

– Да какая я тебе матушка? Мне ужо восьмой десяток пошёл. А ты молодая, сколько тебе зим-то?

– Двадцатая минула, – ответила девушка, опустившись на край постели напротив старухи. – Как говорить с тобою, коли имени не знаю?

– Зоряной звали, – ответила старуха. – И ты, детка, зови…

–

Сказывали мне, что тебе чародейство ведомо, так ли? – спросила Злата, мельком бросив взгляд на витой пояс гостьи, увешанный всевозможными травами и корешками. – Что умеешь, расскажи.

– А что умею… – задумалась ведунья. – С богами говорить умею. Раны заговаривать умею. Отвары ведаю, как готовить, чтоб любая хворь вон.

– Любая? – недоверчиво переспросила девушка. Светлые глаза старухи смотрели уже не так пристально, как вечор, а как-то тепло, по-доброму. Морщинистые руки лежали на узких коленях, выступающих под тканью потрёпанного платья, и в одной руке старуха держала небольшой пучок приятно пахнущей травы.

– Любая, – закивала головой ведунья, отчего чёрный платок её немного сполз, и из-под него выбились седые, почти белоснежные пряди.

– Скажи мне тогда, что со мною творится, – понизив голос, попросила девушка. – Что ни день, то как будто хворая хожу. За работу взяться – легче станет, а потом, к ночи, совсем худо бывает, вот как вечор…

Вспомнив давешний случай, Злата постыдилась своей такой неловкости, опустила голову. Старуха доверительно накрыла её ладонь своею. Руки её были чисты и ласковы, и Злата почувствовала, как по телу разлилось приятное тепло от её прикосновения – и впрямь ведунья.

– А ты не кручинься, – тихо промолвила старуха, погладив девушку по руке. – Сыночка к той зиме родишь, и всё ладно станет. А покамест потерпи.

Злата даже чуть подалась вперёд, заворожённо слушая старую ведунью и с трудом веря словам её. Пресвятая Богородица, ну и дела! И не лжёт ведунья, вон какое тепло да спокойствие в светлых глазах её…

– Да ты, милая моя, поди, не веришь, – скрипуче рассмеялась старуха, убрав свою руку с руки девушки.

– Верю, – прошептала Злата, чувствуя, что щёки заливает румянец, а сама она не может сдержать счастливой улыбки.

Димитрию удалось добраться до города только к вечеру. Оставив коня в стойле и даже не переодевшись с дороги, он вошёл к Всеславу. Тот читал при слабом свете свечи. Воск таял, сливаясь в странные, причудливые фигуры, и дрожащий свеч отражался в окне. Всеслав задумчиво перелистывал страницы, и иногда смысл прочитанного ускользал от него.

– Доброго вечера, княже, – Димитрий кашлянул, чтобы его заметили. Всеслав отложил книгу, подошёл к нему.

– Я тебе сколько дней дал? – строго спросил он. Юноша опустил голову, вспомнив, что не успел в срок.

– Семь, – тихо промолвил он.

– А прошло сколько?

– Не знаю…

– Десять дней прошло, Димитрий, десять! – воскликнул Всеслав. – Отчего задержался?

– В Полоцке Мстислав княжит, – вздохнул Димитрий, поглядев на свои руки и спрятав их за спиной. – Письма, что ты велел привезти, у него. Он меня и вовсе отпускать не хотел. Удел в страхе живёт, тебя ждут люди!

– Чёрт, – пробормотал князь, отвернувшись к окну. Он знал, что в Полоцке стал наместником сын Изяслава, но того, что там всё настолько серьёзно, он не предполагал.

– Воротиться бы, – добавил он, снова обратившись к стольнику своему. – Да только на кого град оставить?

Юноша пожал плечами, повертел в руках клинок, подумал, но ответа не нашёл.

– Ладно, – вздохнул Всеслав наконец, сев обратно за стол и придвинув к себе брошенную книгу. – Утром видно будет. Спать ступай.