На землях рассвета
Шрифт:
Усть-Манне, 0-й год Зеркала Мира,
Вторая Реальность.
5.
Проснулся Найко уже мертвым, - он не дышал, сердце не билось. Это длилось какие-то мгновения, - но и их хватило, чтобы его охватил чудовищный, не представимый страх. Наконец, он откинулся на спину, весь мокрый от пота, ошалело осматриваясь.
Он лежал в полумраке, на зеленовато-синем силовом поле. Бесконечно мягкое и удивительно прохладное, оно, беззвучно мерцая, обтекало его нагое тело. Сейчас он содрогался от ужаса, но физически ему было очень хорошо: он чувствовал себя очень легким, почти невесомым, и никак не мог вспомнить, когда именно заснул.
Найко вздохнул, продолжая
Взгляд Найко лениво блуждал по зеркальному потолку, по стенам из семнадцати пород стеклянно-гладкого камня, по полу, скрытому под массой разноцветных шелковых подушек, по вделанной в него круглой, ровно сиявшей проекционной матрице... Это была его комната в его доме, - но только его ли это дом?..
Наконец, его сердце успокоилось, и страх окончательно оставил его. Потянувшись изо всех сил, Найко спрыгнул с силовой постели на пол. Он встал под ледяной душ, чтобы смыть с тела липкий пот ужаса, - а ещё через пару минут, всё так же нагишом, поднялся на плоскую крышу здания. Утренний сумрак ещё не рассеялся - скорее ночь, чем утро, - и влажный воздух тоже был холодным, но сейчас ему это нравилось. Ночью шел дождь, и крыша только начала подсыхать. Ошеломляюще пахло свежестью, высоко в небе висели необычайно рельефные, синие облака. Улица под ним была совершенно пустынной. Вокруг царила удивительная тишина, только слабо шелестели листья.
Казалось, что отступившая на юг темнота ещё таится в кронах, и Найко невольно часто втягивал воздух. Мир вокруг казался ему родившимся заново, - как и он сам, - и это чувство было удивительным. Но умер ли он на самом деле? Изменилась ли реальность, в один миг став воплощенной преисподней, - или ему просто привиделся на удивление подробный кошмар?
Он не знал, но это пугало его. Пугало очень сильно - почти до смерти, - прежде всего потому, что он знал: Мроо придут и сюда, и его кошмарный сон станет реальностью. Ощущение неизбежной катастрофы было очень резким, и единственное, что казалось ему... нет, не спасением, а возможностью достойного конца, - было лишь одним словом: Малау.
Сердце Найко вновь бешено забилось. Малау, резиденция Дома Хилайа, находилась в Гитограде, почти в трех тысячах миль от его родного Усть-Манне, где он сейчас и жил, - и попасть туда было непросто.
Но восемнадцать лет назад он уже был там, со своими - ныне покойными - родителями: они гостили у семьи Хилайа. Там он познакомился с Хеннатом Охэйо, чрезвычайно живым и активным предводителем местной детворы - и наследником Главы Дома.
Хотя им тогда было всего по шесть лет, это счастливое время Найко запомнил навсегда: никогда прежде у него не было столь близкого и искреннего друга - и никогда после тоже. Но они расстались, - не по своей воле - и судьба уже не сводила их вновь. А потом, когда ему исполнилось шестнадцать, в тот самый приснившийся ему день, - последний по-настоящему счастливый день его жизни, - его родители погибли в разбившемся самолете, и жизнь Найко пошла под откос. Хотя до совершеннолетия ему оставалась всего пара лет, без опекунства по закону нельзя было обойтись, - и, как-то совершенно незаметно, опекуны стали и хозяевами. Из всего имущества родителей у него остался только этот вот дом. Повезло ещё, что свора жадных родственников не выкинула незадачливого наследника Дома Ансар на улицу, - он сам подписал все нужные бумаги, уже понимая, что в противном случае его просто убьют.
Он не пропал, разумеется, - в Империи Хилайа любой сильный и неглупый парень вполне мог заработать на жизнь, - но жил он с тех пор весьма скромно. Тогда он хотел обратиться за помощью к Охэйо, - но уже хорошо знал, как относятся к незваным гостям и бедным родственникам. Потом эта идея стала казаться ему попросту глупой: попыткой вернуться в детство, в те два самых прекрасных месяца, что он прожил в незнакомом мире вместе с другом. Охэйо стал совсем другим человеком, принадлежащим, к тому же, к далекому от Найко
Что-то очень важное связывало Дома Хилайа и Ансар, - родители обещали рассказать ему об этом в день его совершеннолетия, но так и не успели. Найко мог - и даже должен был - узнать это сам, но получить разрешение на поездку в одну из провинций Вассалитета было непросто, да у него тогда и не хватило бы на это денег.
Гитоград, лежавший на юго-западе Арка, тоже, разумеется, входил в Империю, но о нем отзывались с пренебрежением, и репутация у него была самая скверная: гиты слыли хитрыми и распущенными мерзавцами. Считалось, что юноши и девушки в Гитограде мало чем различались, - как по внешности, так и по более интимным привычкам. Найко знал, что это вовсе не глупые выдумки: он был там, и многое видел своими глазами, - хотя и не понимал тогда. Но он запомнил и главное: тот дух свободы, от которого в Империи с каждым годом оставалось всё меньше. Усть-Манне был слишком близко к Становым Горам, и рука ойрат, лежащая на нем, с каждым годом становилась тяжелее. Это было не очень заметно со стороны, и в общем, не так уж и плохо: превыше всего ойрат ценили порядок и благопристойность, и не один объективный человек не стал бы противостоять этим почтенным добродетелям.
Но Найко нельзя было назвать объективным: несмотря на почти полные двадцать пять лет, он не утратил тягу к приключениям. Но Усть-Манне не мог предложить ему ничего, кроме ночных улиц, залитых мертвенно-синим светом излюбленных ойрат ртутных фонарей, - по ним он мог бродить часами, не встретив ни единой живой души, потому что ночью все порядочные люди должны спать. Найко было сразу и приятно и страшновато считать себя единственным обитателем ночного города, - но этого было, увы, слишком мало. Иногда он даже начинал жалеть о безопасности своих прогулок: лишь решетки в витринах старых магазинов и их обитые железом двери с множеством сложных замков хранили память о веках, когда власть закона здесь была ещё не такой твердой. Вообще-то ойрат, бывшие кочевники, весьма терпимо относились к преступлениям против собственности, - пока они не были связаны с насилием. Насильникам и убийцам же не стоило ждать от них снисхождения, - наказанием служила не тюрьма, а пытки и смертная казнь разных степеней, - да и сыскная полиция работала здесь преотлично.
Впрочем, несмотря на близость Становых гор, самих ойрат здесь было мало, - хотя эти бледные, черноволосые, зеленоглазые люди в своей традиционной черной одежде выделялись в любой толпе. Сто девяносто лет назад они покорили Манне и другие западные земли, но Найко относился к ним с симпатией по одной, очень весомой причине: Охэйо - как и весь Дом Хилайа - принадлежал к ойрат. Им не было равных по стойкости и живости ума. Именно поэтому они и господствовали в Империи.
Сам Найко был вполне чистокровным манне, но это ничуть его не задевало. Манне считались "расово близкими" к ойрат, и были самым многочисленным народом их Империи, - в отличие от гитов, которые постоянно подвергались осмеянию и более серьезным гонениям, часто незаслуженным, ибо и другие народы Империи вовсе не были невинны, - даже самые благонадежные из них.
Конечно, Усть-Манне был очень тихим городом, - здесь убивали не чаще двух раз в месяц. Но эта тишина была обманчивой. Здесь процветало самое настоящее рабство, - конечно же, скрытое. Начиналось всё с безобидного предложения знакомого или сослуживца взять в долг крупную сумму денег. Потом, когда они все уже были потрачены, их требовали вернуть, - конечно, в связи с чрезвычайными семейными обстоятельствами. Сделать это жертва, понятно, не могла, и ей приходилось выплачивать долг по частям, - вместе с быстро набегающими процентами, отдавая в несколько раз больше неосмотрительно взятой суммы. Гораздо чаще, впрочем, долг "прощали", - в обмен на всякие мелкие, но утомительные услуги, вроде ходьбы по магазинам и конторам с различными поручениями. Если прозревший раб начинал возмущаться, - всегда находилась пара хмырей, готовых прижать его в темном подъезде с обещаниями "устроить инвалидность".