На землях рассвета
Шрифт:
– Послушай, - сказал он.
– Я хочу, чтобы ты просто кое-что узнал. Настаивать я не буду. Так что, если ты хочешь умереть от невежества, убирайся. Не держу.
Лэйми сложил руки на груди.
– Ну? Что я должен знать?
– Не здесь. Иди за мной.
Миновав очередную роскошную дверь, они попали в просторное Т-образное помещение, залитое ярким желтым светом, и, за исключением пары не замечавших их служителей, совершенно пустое. Полы тут были паркетные, до потолков - добрых метров шесть. Между кофейными панелями облицованных деревом стен зияли ниши громадных витрин. В них, на литых стеклянных полках, стояли огромные роскошные вазы из золота и хрусталя, а в боковинах основания "Т", - оно вело к очередной лестнице, правда, поменьше центральной, - Лэйми увидел две многослойных фантастических конструкций из странного полупрозрачного стекла.
Аннит прислонился к стене, насмешливо посматривая на него. Лэйми отвернулся от витрины, - в конце концов, ему вовсе не хотелось выглядеть глупым провинциалом.
– Ну?
– наконец сказал он.
– Что я должен узнать?
– Историю войны света и тьмы, - невозмутимо ответил Охэйо.
– Люди редко представляют себе всю продолжительность времени, Лэйми. Ты хотя бы раз думал, сколько лет этой земле, по которой бегают наши дети, и на которой стоят наши дома? Что было на этом вот месте, скажем, тысячу лет назад?
– Нет. А что? Лес, наверное...
– Не только, - Охэйо прикрыл глаза.
– История мироздания уходит в прошлое бесконечно далеко. У неё не было начала, - но изначально в мире царила тьма. Очаги жизни были тогда великой редкостью, и она, возникнув, была обречена на прозябание в темноте, исключающей даже самое понятие о свете. Некоторые смирялись с этим, и приучались любить тьму... а некоторые - нет. Ты думаешь, то, что мы называем светом, существовало всегда? Нет. Изначально это была мечта тех, кто не хотел жить во мраке. И между теми, кто любил тьму, и теми, кто ненавидел её, началась война - почти бесконечная по своей длительности. Нам не дано представить ни накала, ни отчаяния, ни жестокости этой борьбы, ни того страшного мира, в котором она шла. Не дано даже представить, как самая идея света могла зародиться в душах тех, кто знал только тьму. Они победили, - но разве мы знаем, какой ценой? Сколько страданий и жертв потребовала эта победа? Сколь ужасна оказалась плата за неё? Но, когда она произошла, это случилось везде. Моментально. Величайшие миры Вселенной мгновенно исполнились света - это наши солнца и звёзды, а миры поменьше - как тот, на котором мы стоим - только озарились им. Суть их осталась в тени... В тот миг история мироздания разорвалась надвое, - огромнейший её пласт обратился в неосязаемую пыль. Мириады и мириады тех, кто любил тьму, исчезли в огне. Навсегда. Но некоторые, - а их много, Лэйми, - смогли уцелеть. Ведь свет не в силах проникнуть в глубь косной материи... И мир - все миры - разделились. Те, кто избрали свет, исполнились огня, и сейчас живут в океанах солнечного пламени. Меньшие миры были ими оставлены. И постепенно на них зародилась новая жизнь, новые племена, которые даже не подозревали об этом бесконечном мрачном прошлом... А те, из мрака - они ждали, Лэйми. Природа мироздания такова, что никто не может победить в нем совсем, навсегда, ибо неизменного, вечного в нем нет. Любое пламя - даже если это пламя звезды - рано или поздно гаснет. Мир, который мы знаем, не вечен. Он обречен на разрушение, хотя оно придет ещё через эоны и эоны. И каким будет конец, - погрузится ли мироздание в изначальный мрак, когда погаснут последние звёзды, или, напротив, исчезнет во вспышке пламени, чтобы дать начало непредставимому новому миру, - никто не может знать. Исход этой борьбы скрыт в бесконечно далеком грядущем, но она идет и сейчас, да. Взрывы звёзд, разгоняющие межзвездную тьму, и темные туманности, пожирающие звёзды - лишь отголоски этой борьбы, - те, что нам дано увидеть. Наше счастье в том, Лэйми, что мы оказались в стороне от неё. Иначе нам бы пришлось познать ужас, который не вынести смертному человеку... Но время отсрочки неумолимо истекает...
– А мы, люди?
– перебил Лэйми. Он был заинтригован до кончиков волос, и потому уже не думал о приличиях.
– Как к нам относятся те и другие?
Аннит вновь усмехнулся, - очевидно, непосредственность юноши ему нравилась.
– Мы - дети света, но дети непредвиденные и побочные. Наша жизнь питается светом, но мы не можем жить в нем. Зато мы можем жить во мраке... хотя это страшно для нас и тяжело. Те, из света, редко покидают свои сияющие миры. Да и зачем? Свет - это
– А те, из тьмы?
Аннит пожал плечами.
– Они живут в тени земли, и в её недрах... и ждут. Но многие из них ходят среди нас, Лэйми. Их трудно отличить. У них нет никаких сверхъестественных способностей, - вроде громадной силы или умения летать по воздуху, какие были, говорят, у первых людей. Но обитатели мрака могут проникать в душу человека и пожирать её, а потом жить в его теле, и смотреть его глазами на солнечный свет...
– Даже здесь?
– Лэйми вдруг вспомнилась странная история, случившаяся с ним пару дней назад. Он вдруг проснулся ночью, - словно кто-то толкнул его - и увидел в углу сгусток живой тьмы - нечто вроде осьминога без глаз, с длинными извивающимися щупальцами. Одно из них тянулось к его лбу, и он вдруг понял, что если оно коснется его, - он умрет. Не физически, а просто перестанет осознавать себя. Тогда он заорал и запустил в бесформенное нечто подушкой, - она прошла через призрак насквозь, - а потом догадался включить свет.
Он был готов поклясться, - когда вспыхнула лампа, "осьминог" ещё какое-то мгновение оставался бесформенным, усаженным щупальцами сгустком тьмы. Потом этот сгусток съежился, и с едва уловимой быстротой канул в непроглядном мраке за окном. Лэйми не мог ни уснуть, ни погасить свет до утра. Вплоть до рассвета его била крупная дрожь. Ему казалось, что он сходит с ума. Но при первых же проблесках зари он уснул, - а, выспавшись, решил, что видел жуткий сон. Зато теперь...
– Даже здесь. Хониар был построен двести лет назад, этот дворец - примерно пятьдесят. Но разве кто-то помнит, что было здесь раньше? Тысячу лет назад? Две? В те времена, когда не всходило солнце? Здесь есть потаенные разветвления, уходящие в глубину земной коры, - а над ними живут люди, которые люди лишь наполовину, - по своему телу и языку, не более. Разве не замечал ты, какая безмолвная враждебность окружает тебя в старых районах нашего города? Какая странная царит там тишина, и чьими глазами смотрят на тебя редкие прохожие?
– Замечал, - сказал юноша.
– Но я думал, это просто... ну, вроде как мальчишки смотрят на чужаков в своем дворе. А это... прогрессирует? ИХ... становится больше?
Аннит отвернул голову. Лэйми больше не видел его глаз.
– Трудно сказать... Больше - нет, вряд ли. Меньше? Тоже нет. Я же сказал тебе, - они ждут.
– Чего?
– Изменения... времени? реальности? Они могут ждать столько, сколько не сможет представить себе ни один человек.
– Они... вечны?
– Некоторые из них. Не все.
– ИХ можно убить?
Аннит ещё раз усмехнулся.
– "ТЕ", о ком ты говоришь - бестелесные сущности. Но они нуждаются в телах, в воплощениях... на больший или меньший срок. А эти тела, конечно, можно убить. Как и всякие другие. Но может статься так, что сущность просто сменит разрушенное тело на тело его разрушителя. Они все боятся... боятся света. Правда, не всюду и не всякого. Свет огня, даже самый яркий, как и обычный электрический свет, может лишь отпугнуть их, не больше. Даже солнечный свет не всегда для них смертелен. Настоящим оружием может служить только свет, не видимый нашим глазам, - который лежит за фиолетовым. Ртутные лампы дают его, поэтому их свечение кажется нам таким таинственным и тусклым...
– Так вот почему их так много тут, на улицах!
– Да. Это надежная защита... отчасти. Ведь электричество - это тоже ОНИ, из света... хотя бы иногда. И они тоже могут влиять на наши души. Скажи мне, ты не замечал, как ртутные лампы мерцают порой и перемигиваются, словно живые?
– Замечал. И мне... становилось жутко.
– Тебя тянуло смотреть на их свет?
– Да. И порой мне хотелось... когда я смотрел на их мерцание слишком долго... пойти в те места, где люди так странно смотрят на меня... пойти с огнем в руках и жечь их деревянные крыши. И... убивать. Я думал, что схожу с ума...
– Нет. Они пытались подчинить тебя, однако их уловки действуют только на слабый или одурманенный ум. Они - это чистая энергия, которая живет в металле... пока по нему бежит ток. Но некоторые подчиняются им. И убивают. И гибнут сами, разумеется.
– Но это же... мерзко! Я думал, мы союзники...
– Правда? Мы слишком разные. Посмотри на солнце, беспощадное в полноте своего блеска - и ты поймешь сам. Очень нелегко бывает достичь понимания...
– А ты - достиг?
Охэйо промолчал.