На звук пушек
Шрифт:
— А для работы мне нужны документы?
— Для работы? Если на стройке или обычной фабрике — не нужны. В 1848 году был принят закон о том, что каждый рабочий должен иметь паспорт. Но Шарль-Луи, как стал президентом[14], не слишком строго следил за выполнением этого закона, а затем и вовсе отменил его. Так что для приема на работу достаточно записи в домовой книге по месту жительства. Но это если ты не хочешь пойти в армию или на государственную службу. Там документы необходимы. Однако, у меня есть хорошее предложение для тебя!
При этом вид жандарма был такой, будто он сейчас подарит Жоржу Аячо или Бастию.
— По закону от 17 июля 1856 года протоколы
— А возьмут ли меня на работу в арсенал?
— Для этого и существуют земляки, Дьордью! Я скажу, к кому тебе обратиться.
Следующим утром Жорж Бомон выехал в Париж. Начинался новый этап его жизни.
Париж поразил Бомона широкими проспектами, размахом строительных работ, суетой и бестолковостью. Сотни мужчин и женщин среди бела дня разгуливали бульварами без всякого дела, глазея друг на друга и на красоты архитектуры.
Но что совсем не удивило, почему-то, Жоржа, так это то, что Парижский Арсенал находится не в Арсенале, и большей частью даже не в Париже. По необъяснимой причине, Бомон воспринял это известие как должное. Париж поражал своими размерами, а навыка пользоваться общественным или частным транспортом у Бомона не было. Да и денег было маловато, и бросать их на ветер Жоржу не хотелось. С некоторым трудом Бомон все же добрался до управления жандармерии, где разыскал знакомого Лучани, в чине лейтенанта и передал тому гостинец. После чего спокойно отправился в Мёдон, небольшой городок на берегу Сены к юго-западу от Парижа, где находились оружейные мастерские, в которых работал некий мастер Бартоли.
В Мёдоне Бомону понравилось больше, чем в помпезной и кичливой столице. Несмотря на близость Парижа, городок жил собственной спокойной и деловитой жизнью. Фабиан Бартоли, к которому Жоржа направил Давид Лучано, прочитал письмо жандарма, после чего принял Бомона как земляка и отдаленного родственника. Не взирая ни на то, что до этого не видел и не обращая внимания на французскую фамилию. Как и Лучани, новый знакомый сразу стал звать его Дьордью, на корсиканский лад.
В первый же вечер, сидя с гостем за бокалом вина, Бартоли, посмеиваясь, рассказал, как он покинул родину еще юнцом. С ним приключился безумный «лямур», как это только и бывает в молодости. К несчастью, его избранница принадлежала к клану, с которым у семьи Фабиана были несколько напряженные отношения. И потому пока любовная горячка не приняла конкретных форм и не стала поводом для вендеты, любовничка отправили как можно подальше, к дальним родственникам, даже скорее дальним знакомым, жившим в еще более далеком Париже. Так была определена судьба и будущая профессия подмастерья, а затем оружейного мастера Бартоли.
Фабиан обратился к подполковнику де Реффи, а тот определил земляка мастера на стрельбище, к западу от городка. Положительную роль в назначении сыграли документы, заверенные страсбургскими жандармами. Тем более что и сам Вершер де Реффи оказался родом из Страсбурга.
Необходимое для работы на секретном полигоне подтверждение благонадежности из парижской жандармерии пришло за три дня. И Жорж Бомон оказался зачислен на государственную службу.
Осталось получить сведения о прохождении Бомоном воинской службы. Но запрос в архивы ушел уже не частным порядком, а через военное министерство. А Бартоли обещал написать своему знакомцу в архивах,
И Бартоли не обманул. Уже через полтора месяца Бомона пригласили в комплекс зданий между Марсовым полем и площадью Фонтеной. Здесь, среди других учреждений военного министерства, временно располагался и военный архив. Временно, потому что с времен Наполеона французские архивы находились в состоянии постоянных переездов. А переезд, это всегда путаница.
Всегда, но только если это не касается архивов. В чем и убедился Жорж, увидев стройные ряды с картотекой, в которой военнослужащие перекрестно учитывались сразу по нескольким категориям и параметрам.
Архивариус, абсолютно седой мужчина весьма преклонных лет, оказался, как и Бартоли и Лучани, корсиканцем. И точно так же, как они, наплевательски отнесся к французской фамилии просителя, воспринимая ее как некую прихоть. Впрочем, было похоже, что для архивариуса все имена и фамилии были некими маркерами, необходимыми для идентификации субъектов.
Точкой, от которой старикан начал свои поиски, было выбрано возможное ранение Бомона во время итальянской компании. Таких раненных Бомонов оказалось аж восемнадцать человек. Из них 11 имели совершенно непохожие имена, пятеро имело имя Жан, и только двое — Жоржей. Именно их карточки и отобрал архивариус к визиту Бомона.
Один из Жоржей Бомонов был ранен, и ему ампутировали два пальца правой руки.
Жорж продемонстрировал целые пальцы, и эту кандидатуру отклонили.
— Что, смотрим то, что осталось, — проговорил архивариус. — Жорж Бомон, 1835 года рождения. Ну тут непонятно. По твоему лицу, братец, и не скажешь, сколько тебе лет. Морщин нет как у юнца. А по глазам — прям мой сверстник. Кхе-кхе-кхе… Так что ясности в этом пункте нет. Рост 192 сантиметра. Да уж. Рост у тебя гренадерский. И на глаз, метр девяносто как раз и будет. Волос светло-русый. Совпадает. Нос, брови, рот. Все совпадает. Что тут еще? Поступил на службу канониром 6-й батареи, 2 корпуса. Прохождение службы. Канонир 1 класса, капрал. Перевод в конную артиллерию. Участвовал в итальянской компании. Ну это понятно. Ранен 20 мая 1859 г. Вернулся в строй 10 июня того же года. Сержант, командир орудия — приказ от 18 июня. Вновь ранен 24 июня 1859 года. Умер от ран 10 ноября в госпитале при церкви Гроле в Кастильоне-делла-Стивьере.
Архивариус посмотрел на Жоржа.
— Поздравляю Бомон, вы мертвы!
На протяжении всей беседы архивариус, в силу того, что был значительно старше, обращался к посетителю на «ты». Но в последней фразе он перешел на «вы». Что ни говори, смерть требует уважительного отношения, тем более в преклонном возрасте.
— А ты, оказывается герой: участвовал в битве у Маженто и Сольферино! — поздравил старик. — Жалко, что погиб. Это очень усложнит прохождение документов. Начальство не любит воскресших героев. От них путаница в делах и сплошные траты.
— Я ни на что не претендую, — заявил Жорж.
— Можно, конечно, попробовать, — с сомнением проговорил старый бюрократ. — Корсиканцы должны помогать друг другу. Вот только начальник у меня пикардиец.
Бомон выложил на стол несколько империалов, завернутые в носовой платок. Все, что смог ему выделить в долг Фабиан Бартоли.
Старик взглянул, на подношение, хмыкнул… и убрал платочек в карман.
— Не густо, но попробую сделать все, что смогу.
Бог любит троицу. Через три недели на почту мастера Бартоли поступил толстый запечатанный конверт, со всеми необходимыми документами на имя Жоржа Бомона, сержанта в отставке.