На звук пушек
Шрифт:
[3] Маршал Франции Луи Франсуа, маркиз Монтейнар (1713–1791) занимал при Людовике XV должность государственного секретаря по военным делам и был первым французским генерал-губернатором Корсики, пользовался популярностью в армии, как у офицеров, так и рядовых солдат.
[4] Это действительно произошло в реальной истории. В русской армии имел место такой же случай. Во время штурма Очакова 17-летний офицер лишился ноги. Но после того, как И.П. Кулибин сделал для него подвижный протез, вернулся на военную службу, выйдя в отставку в чине подполковника в 1807 г. В 1812 году волонтером поступил в 24 егерский полк, участвовал в нескольких сражениях. Получил
[5] Иксы — выпускники Парижской политехнической школы, получили прозвище из-за двух скрещенных пушек на гербе Школы и больших объемов преподавания математики, чем в других сходных учебных заведениях.
[6] Анабасис — длительных поход войска среди недружественного или враждебного населения. Известны Анабасис Кира (401 г. до н. э.), Анабассис Александра Великого (333–327 до н. э.) и будейовицкий анабасис Швейка
[7]bon larron tout vient a propos — «Добрый вор» — во французской и католической традиции это человек, сохраняющий хорошие черты характера в плохих обстоятельствах. Восходит к разбойникам, распятым по обе стороны от Христа, один из которых «злой», а другой «добрый», сохранивший человечность.
[8] Брокерское место на Парижской фондовой бирже стоило в середине 19 века 1 миллион франков. Однако, можно было работать на бирже, купив пай в брокерской конторе. Жюль Верну такое место обошлось в минимальные 50 тысяч франков.
Глава 5. Марлезонский балет
Франция, Париж, осень лето 1869 г
Внезапные, неожиданные визиты большого начальства всегда оборачиваются множеством хлопот и волнений для подчиненных. Император Наполеон III высказал совершенно неожиданное для его близкого окружения пожелание лично присутствовать на испытаниях митральез Реффи, своей любимой игрушки. Император несколько лет страдал ревматизмом и неизвестной болезнью, причинявшей мучительные боли. В последний год болезнь обострилась настолько, что врачи прописали лауданум, спиртовую настойку опиума. Они и прежде время от времени прописывали императору это надежное средство от болей. Но теперь лекарство приходилось принимать постоянно, с каждым днем увеличивая дозы.
Боли были столь сильны, что Луи-Наполеону пришлось не только отказаться от поездок верхом, но и сократить выезды в город. Но в этом случае он высказался твердо за поездку. Хотя для этого предстояло выехать за город и преодолеть 14 километров только в один конец. Особой нужды в этой поездке не было, но Наполеон не отступил даже перед уговорами императрицы Евгении. Императрица поберегла бы силы супруга на что-то более важное, имеющее значение для укрепления власти императорской семьи или повышения популярности Наполеона, которая последние года неуклонна падала. Но его императорское величество супруг уперся как баран. Наверно ему казалось, что стрельбы на полигоне смогут отвлечь его от ноющей боли, не отпускающей ни день, ни ночь.
В общем, для руководства полигона и начальников оружейных мастерских, визит императора оказался как волос в супе[1]. Неделю на стрельбище все красили и подметали, а потом перекрашивали или задвигали в угол. Солдаты и работники щеголяли или в новом, или в отстиранном
Наводчиком орудия поставили Жоржа Бомона, хотя он и был вольнонаемным, а в орудийном расчете был свой наводчик. Уж больно метко палил Бомон из митральезы. Костюм только пришлось справить такой чтобы был схож с военной формой, но и было сразу понятно, что человек не находится в настоящий момент на службе. Для этого Шеварди отвел Жоржа к своему портному и обрисовал задачу.
— Не извольте беспокоиться, господин полковник, — обнадежил портной. — Охотничий костюм, венгерку со шнурами. Надо только определиться с цветом костюма и шнуров. А головной убор выберете у шляпника.
Как ни противился Бомон, но работу портного, в том числе доплату за срочность, оплатил Шеварди:
— Это моя идея, поставить вас наводчиком. Значит, и платить мне, — безапелляционно заявил подполковник.
Зато Жорж наотрез отказался от пилотки-бикорна и панонийской токи, которые им навязывал шляпник. Возможно это были весьма модные головные уборы, лучше всего подходящие к охотничьему костюму, Жорж ни разу не видел никого с чем-то подобным на голове и отклонил предложение. По его мнению, шляпник просто пытался всучить зашедшему в лавку простаку залежалый товар, да еще и за несусветную цену. Хотя лавка была, действительно, дорогой и модной.
В конце концов Бомон удовольствовался форменной кепи без кокарды. Так он издали не отличался от солдат расчета митральезы, а с близи было понятно, что владелец кепи отставной военный.
За неделю полигон и мастерские в Медоне привели в божеский вид. А император не приехал.
Из дворца Тюильри дали весточку: неожиданный приезд состоится через неделю или две. Как только императору позволят государственные дела. О здоровье ничего не было сказано, но и так было понятно.
Начальственные лица на полигоне только тяжко вздохнули: еще две недели волнений и ожиданий. А Бомон только пожал плечами. Но потом, ему пришло в голову, что неплохо бы использовать с пользой внезапно свалившееся на них дополнительное время. И Бомон пошел к Шеварди, чтобы задать единственный вопрос:
— Что можно показать Очень Высокому Начальству, чтобы вызвать у него действительный интерес?
Шеварди принялся перечислять все, что необходимо делать, ожидая визит августейшего посетителя. Причем ссылался на требования устава, писанные и неписанные правила воинского и придворного этикета, а также свой собственный опыт, и опыт других офицеров.
— Все это замечательно, — сказал Бомон. — Подметенный плац и выправка солдат способны порадовать монарха, как и любого генерала. Но не думаю, что в Тюильри не убирают дорожки, а выправка гвардейцев хуже, чем у нашего расчета. Мне кажется обычная показуха[2] не вызовет большого интереса.
— А нам нужно вызвать интерес?
— Уж наверняка не нужны равнодушие или разочарование императора.
— Когда ты успел превратиться в придворного? — поинтересовался Шеварди. — Но что ты предлагаешь?
— Нам нужно удивить императора, показать ему то, что он не видел раньше. Или нечто оригинальное. Раз мы рядом с Версалем, покажем ему «придворный балет»[3].
— Марлезонский балет в 16 частях?
— Достаточно двух или трех.
— А конкретно? Ты не пришел бы своим вопросом, если бы не имел на него ответ.