Набат-2
Шрифт:
«Семь бед — один ответ», — решился он и сказал:
— Если вы простите мою оплошность, готов понести наказание.
— Что вы! — обрадовалась она. — Жду!
Она продиктовала адрес, и Судских спустился к машине. Взял водителя, охрану, намереваясь задержаться часа на три и уехать потом домой.
Его новая знакомая жила на проспекте Мира в одном из старых респектабельных домов и занимала двухкомнатную квартиру, просторную и вместе с тем уютную. Мужского присутствия не ощущалось, не было и следа альковного пристрастия. Высокие
— Мне эта квартира от родителей досталась, — пояснила она. — Папа украинец, мама русская, десять лет назад уехали в Киев, когда папа ушел на пенсию.
— Он был важной персоной? Виповец? — спрашивал Судских мимоходом, разглядывая книжные стеллажи в просторном холле.
— Не столь важная, но персона. Внешторговский работник, — уточнила Люба.
Судских не любил разглядывать людей дотошно, тем более женщин. Отметил еще раз возраст — что-то около тридцати, походку, неторопливую и уверенную, складную и привлекательную фигурку — для первого знакомства достаточно. Отметил и желание понравиться. Для свидания она подобрала легкое платье, которое можно принять и за вечерний халатик с обилием пуговиц. Впрочем, чего можно ожидать от поздней встречи, если есть желание ублажить благодетеля?
Она сразу подчеркнула это:
— Я ваша должница.
Мило улыбаясь, она провела его в столовую. Столик на две персоны, де розовые свечи, коньяк, шампанское в ведерке, бутылочка легкого вина.
— Прошу…
— Я вообще-то водку употребляю, — усаживая хозяйку, обмолвился Судских, хотя, если доводилось, пил именно коньяк. Чего он упомянул водку…
— Да, мой господин, — подхватила она и открыла дверцу холодильника. В дверце «Электролюкса» выстроилось десятка два бутылок. — Здесь водка, джин, текила…
— На все вкусы! — подхватил он и выбрал «гжелку». — Не обременительно ли для простой переводчицы?
— Во-первых, я не просто переводчица, а синхронист, во-вторых, кроме английского, я знаю японский и делаю литературные переводы. А за это хорошо платят, — ненавязчиво подчеркнула она.
— Нет вопросов, — сделал глубокий поклон Судских.
— Английский я учила сама по себе, а японский — в Японии. Мы там прожили десять лет. А в-третьих, я ждала вас и старалась не осрамиться, — закончила она, протягивая руку за его тарелкой. — Позвольте, я поухаживаю…
Закуски на столе не подкачали, а путь к сердцу мужчины, как всегда, лежал накатанной дорогой через стол.
Разговор напоминал легкое игристое вино. Вроде бы ни о чем, но хмелил и подзадоривал. Судских расслабился, тайных происков не видел, а в Любаше, кроме обаятельности, которая пьянила его, — тем более. Невыспавшийся, он скоро осоловел и попросил кофе покруче. Она сварила его немедленно, и Судских, выпив с удовольствием чашечку,
Около половины двенадцатого они прощались.
«Останься, дурак!» — во все печенки толкал его внутренний голос. «Топай, топай, балбес!» — подгонял другой, которому он привык подчиняться. Оба нахлебника считали его недоумком и, судя по бурлению в желудке, собирались устроить меж собой скорую разборку.
— Так жаль отпускать вас, — вторила Любаша его внутреннему голосу, а другой ответил его словами:
— Увы, надо.
Она, привстав на цыпочки, поцеловала его в щеку, и Судских захотелось еще чашечку бодрящего кофе. Дома не балуют.
— Не забывайте меня, — шепнула она. — В следующий раз я расскажу вам японскую сказку.
— Хорошо, — пообещал он, поцеловав ей ладошки.
Водителю он велел ехать обратно в Яссново. Охранники молчаливо одобрили.
Родной по частым ночевкам диван вовсе одобрительно встретил его, обнял и убаюкал. В мертвом сне с улыбкой на губах явился Тишка-ангел.
— Бдишь, княже, наказ?
— Бдю, — вздохнул, переворачиваясь на другой бок, Судских. — Так вся жизнь и проходит. То мясного не ешь, то филейных частей не трогай…
Такой крепкий сон прервал телефонный звонок. Вскочил как ошпаренный. Кому надо в третьем часу ночи?
— Судских, ты прописался там, в своей гребаной конторе? — услышал он нетерпеливый от злости голос жены.
— Заработался, — сказал он, проснувшись окончательно. — Тебе впервые, что ли?
— Я-то думала, по бабам пошел, — успокоилась она.
— Дай поспать, — начал раздражаться Судских.
— Эх ты…
«Как это они все чувствуют?» — готовясь заново провалиться в сон, подумал Судских.
— Княже, — тормошил Тишка-ангел. — Ты японскую сказку обязательно послушай. Быль это.
— Ладно, ладно, — не хотел просыпаться Судских. — Передай нашим, что мы пашем. Иди. — И Тишка ушел огорченный.
Едва утром он привел себя в порядок, появился Смольников. На часах чуть больше восьми.
— Игорь Петрович, простите великодушно. Сказали, вы здесь, и я прямиком сюда.
— Неотложно? — с участливым юмором спросил Судских. — Чай пил?
— Не успел, — переминался у входа с ноги на ногу долговязый Смольников.
— Тогда присаживайся. За чаем и побалакаем, — указал он на столик и кресла в углу. Заказал завтрак на двоих.
Прожевав первый бутерброд, Смольников больше не утерпел от подпирающих сообщений:
— В архиве Мосводохозяйства я натолкнулся на удивительный документ.
— Раз натолкнулся, значит, фарватер не чист. Ты как там оказался?
— Разыскивал старые карты Москвы. Дошел до восемнадцатого века, ничего нового не обнаружил. Собрался уходить, но архивариус указал на дверь в подвале и подсказал: там свален всякий писчий хлам, его собираются выбрасывать, едва завершится инвентаризация документов.