Набат. Книга вторая. Агатовый перстень

Шевердин Михаил Иванович

— Стреляй, всё равно ты меня убьёшь!

— Будешь ты копать или нет?

— Я понял, что ты жаждешь моей крови. Разве ты оставишь меня живым, меня, знающего, где закопан клад?

— Дурак, дурак, а догадливый! Стой!

Окрик относился к Самеду, который, высоко подняв кетмень, ринулся на Хаджи Акбара. Но великан тут же выронил кетмень, остановился и стоял, пошатываясь. Выстрел в упор сразил его. Бессмысленно смотрел он на Хаджи Акбара, а губы его шептали:

— Больно... больно...

Он

протянул руки со скрюченными пальцами и, осклабившись, пошёл на Хаджи Акбара, крикнув:

— Удушу... Удушу!

На какое-то мгновение Хаджи Акбар растерялся, так свирепо выглядел гигант, но только на мгновение. В упор он разрядил в огромное тело парня всю обойму. И всё ещё Самед стоял и качался, издавая горлом хлюпаю­щие звуки.

— Ну и силища... те-те... — пробормотал Хаджи Ак­бар, бледный, трясущийся. Он толкнул кулаком в окро­вавленную грудь великана, и только тогда Самед рухнул на камни. Расширив и углубив яму, Хаджи Акбар сбросил в неё мешочки с золотом и драгоценностями, а затем хладнокровно спихнул туда всё ещё не хотевшего умирать Самеда. Он шевелился и дёргался под слоем земли, а Хаджи Акбар методически забрасывал его гли­ной.

Укладывая кусочки дерна, он бормотал:

— Ты любил золото, теперь храни золото... те-те…

Только убедившись, что на траве и камнях не оста­лось никаких следов, Хаджи Акбар взял кетмень и за­лез на коня. Посмотрев вверх и вниз по долине, он по­ехал по тропинке.

Кетмень он выкинул не раньше, чем проехал верст десять.

Глава двадцать пятая. СДЕЛКА

То ложь, это ложь,

а вот слона проглотила мышь.

Чоудри

Неумелый вор залезает в нуж­ник.

Китайская пословица

Чандра Босс тронул Алаярбека Даниарбека за плечо, и он мгновенно обернулся.

«Где я видел эти воровские глаза?» — Как всегда, Алаярбек Даниарбек делал заключения решительные и категорические. Но почему он вывел заключение, что у остановившего его человека — воровские глаза? Напротив, всякому другому они могли показаться скорее просто­душными, растерянными, глазами наивного простолюди­на, не знающего, как себя вести. Но Алаярбек Даниарбек много видел в жизни сладкого и горького. Он не ограничивался никогда поверхностью явлений, а запускал ищущую руку поглубже. И сейчас он, поглядев в узенькие глазки Чандра Босса, прятавшиеся в глубоких впадинах, сразу же определил, что их выражение совсем не такое

уж невинное. Нет, Алаярбеку Даниарбеку ста­ло сразу же ясно, что этот по внешнему виду локаец, об­леченный в чёрный суконный бешмет, простую из синей грубой маты чалму, шершавой телячьей кожи мягкие сапожки, совсем не локаец, хоть и пытается походить на представителя этого воинственного племени, и, что самое главное, человека этого он, Алаярбек Даниарбек, где-то видел. Но где? И почему вид его вызывал такое неприят­ное чувство?

В свою очередь изучая мясистое тёмное лицо Ала­ярбека Даниарбека, Чандра Босс поздоровался и сказал:

— Господин Даниар, преклоняясь перед вашими под­вигами на поприще войны с неверными... Словом, у меня к вам, если соблаговолите, есть разговор.

Переждав несколько секунд, пока пройдет приступ сердечной слабости, который возникал непременно, как только при нем поминали курбаши Дани-ара, Алаярбек Даниарбек важно выпятил грудь, распахнул халат и, уперев ру-ки в бока, засунув пальцы за бельбаг, сказал:

— Здоровы ли ваш скот и семейство, почтеннейший?

— Мы очень спешим, по милости аллаха.

Склонившись в поклоне низко, но несколько надмен­но, что меньше всего вязалось с обличием небогатого скотовода, за которого он сейчас себя выдавал, Чандра Босс быстро проговорил:

— Сахару бы вам на язык, господин командующий. У меня разговор самый маленький, но... касающийся жизни и смерти.

Точно определив, что перед ним стоит не локаец, а некто, от кого так просто не отмахнешься, как бы этого ни хотелось, Алаярбек Даниарбек глазами показал на толкающуюся, спешащую, галдящую толпу, в центре ко­торой они стояли, и сказал важно:

— Нет места и зёрнышку проса упасть, а вы разговор начинаете...

Вой, крики внезапно заглушили все базарные шумы. Расшвыривая торгашей и покупателей, разорвав толпу на две половины, через площадь, кишащую людьми всех племён и наречий, двигался верхом отряд ликующих басмачей. Каждый нукер вел за собой привязанного за шею к хвосту лошади и грубо спеленутого арканом дех­канина. Избитые, израненные пленники бежали, споты­каясь, подхлестываемые ехавшими сзади. На вьючных лошадях везли большие полосатые мешки, запятнанные кровью.

Связанных дехкан заставили встать перед появив­шимся откуда-то курбаши Батыром Болушем на колени. Нукеры брали мешки за нижние углы и вытряхивали из них отрубленные головы, точно тыквы. Головы — борода­тые, безбородые, седые, черные — покатились по плотно утрамбованной земле, оставляя следы сукровицы. Один из юзбашей встал рядом с Батыром Болушем и, громко считая, отпихивал их от себя небрежно ногой.

— А мы вот сюда! — сказал Чандра Босс окаменев­шему от ужаса Алаярбеку Даниарбеку. И он схватил его крепко за руку.