Набат. Книга вторая. Агатовый перстень
Шрифт:
— Ох, что-то неспокойно у меня. Ноет и ноет тут внутри, — он потёр себе под ложечкой, — на сердце тяжесть. И в голове гудит и гудит. Не пора ли помолиться, а, как ты думаешь, бек?..
Сидевший у дверей Алаярбек Даниарбек приподнялся и, сложив узловатые чёрные руки на животе, поклонился, как бы испрашивая разрешения говорить.
— Гм, гм, и вправду, не поехать ли тебе, бек, в Конгурт, а? — продолжал Ибрагимбек. — Теперь
— Знаю.
— Вот смотри за ним. Он человек Энвера. Там скоро пройдет караван с винтовками, патронами, как бы Амирджанов к ним не протянул руку... Очень нехороший человек... Глаза бегают туда-сюда. Но ты Амирджанова... этого-того... не трогай, не связывайся с ним.
— Так зачем же мне ехать в Конгурт? — спросил Алаярбек Даниарбек.
— Помолиться в соборной мечети. Только смотри хорошенько. Заметишь что-нибудь за Амирджановым — дай знать...
Усмехнувшись, Ибрагимбек откинулся на подушки и стал быстро-быстро перебирать чётки.
— Да узнай, где наш великий табиб, урус, что-то нам неможется, а он уехал к ишану и не возвращается, уж не попал ли он в лапы Даниара-курба-ши?..
При имени Даниара Алаярбек Даниарбек почувствовал странную слабость в животе, но виду не подал. Он встал:
— Ну, я поехал.
— Поезжай, только и сам на глаза Даниару не попадайся. Он ещё не забыл твоего фокуса.
Теперь, когда Аллярбек Даниарбек покидал подворье главнокомандующего, он с сожалением признался себе, что так и не сказал Ибрагимбеку, что он думает о нём, о его умственных способностях. Алаярбек Даниарбек нашёл простой выход: написал письмо, состоящее из мудрого изречения царя поэтов и мудрейшего из мудрых Алишера Навои, гласившее: «Не будь помощником невежественному тирану, ибо не годится пёс в сотрапезники, не посвящай в свои тайны дурака и невежду, ибо не годится он в друзья».
Записку свою Алаярбек Даниарбек не подписал. Неудобно ставить свою подпись рядом с именем такого великого человека, как Алишер Навои.
— Я не убивал врагов, и я не испачкал землю кровью, — рассуждал Алаярбек Даниарбек вслух, покачиваясь на спине своего верного коня, — но если я останусь советником при людоеде, то и сам скоро захочу человечины. Я не убийца, но могу стать убийцей. А зачем мне это? Правда, ты избавил меня от смерти, осыпал из своей торбы милостями, отобрал у бандитов моего драгоценного Белка,
Покачиваясь в седле, Алаярбек Даниарбек, как видите, произнёс целую речь. К сожалению, всё красноречие его пропадало втуне. Сам того не зная, Алаярбек Даниарбек уподобился легендарному ученому Востока Ахшафу, который, видя, что на его лекции слушатели не идут, приводил в аудиторию своего козла. Заменявший Алаярбеку Даниарбеку Ахшафова козла конь Белок, конечно, не мог оценить великолепной речи своего неугомонного хозяина.
Алаярбек Даниарбек легонько щекотал каблуком сапога в нежном паху своего коня, отчего тот переходил с усталого шага на игривую тропоту.
Изредка Алаярбек Даниарбек осторожно оглядывался. Он уверял себя, что всё спокойно, что он получил от Ибрагимбека разрешение покинуть его ставку и если сейчас оглядывается, то только потому, что предрассветное время в степи и пустыне — нехорошее время, с точки зрения возможности встретить-ся на дороге со всякой нечистью, вроде красноголового и зеленорукого Гульбиобони — демона пустыни. Но не Гульбиобони искал за собой своими испуганными, влажными, точно сливы, глазами советник Ибрагимбека, а самых обыкновенных скачущих во весь опор оголтелых ибрагимовских бандитов.
Глава двадцать четвертая. ДУША МОЯ, БРАТЕЦ!
Из четвероногих лучше верблюд,
из двуногих — родственник!
Казахская пословица
Бесстыжий родственник ест
и то, чем его не угощают.
Казахская пословица