Набат. Книга вторая. Агатовый перстень
Шрифт:
Алаярбек Даниарбек не успел оглянуться, как оказался в крошечной тёмной лавчонке, в которой пахло сыростью и чем-то кислым.
— Намазать бы вам губы сиропом, — сказал Алаярбек Даниарбек, — но зачем вы меня сюда затащили?
— Разговор короткий, — сказал Чандра Босс и, снова изучив взглядом лицо Алаярбека Даниарбека, быстро заключил: — Хорошо, что я вас нашел в этой сутолоке и суматохе! Предлагаю двенадцать ручных пулемётов Льюиса, новых, с пломбами, хорошо смазанных, в фабричной упаковке... по сходной цене...
Широко открыв рот от изумления, Алаярбек Даниарбек
Трусливая дрожь пронизала все тело Алаярбека Даниарбека. Первым побуждением его было вскочить и броситься в толпу базара, чтобы она мгновенно поглотила его. Исчезнуть, сбежать! Но он тут же сообразил, что бояться-то нечего, что человек, сидящий перед ним, совсем не так уж опасен, раз он предлагает купить товар. Но... какой товар? Пулемёты!
Всё во рту у него пересохло, и язык едва ворочался, когда Алаярбек Даниарбек произносил слова, которыми хотел оттянуть время, чтобы успеть хоть немного сообразить, как вести себя дальше.
— В каждом углу дома хороша середина, а в каждом деле — сердцевина, — пробормотал он.
— Я имею товар, господин Даниар, очень необходимый вам в ваших предприятиях, — сказал почтительно, но твердо Чандра Босс, картинно сплюнув слюну, зелёную от жевательного табака. Я знаю, что вашему войску нужны пулемёты. Я предлагаю, вы покупаете.
— Кто вы такой? — спросил Алаярбек Даниарбек и подумал: «Он — это он, а я — теперь не знаю, кто я: мирный человек или людоед Даниар. На меня уже пальцами показывают».
— Зачем вам знать... но если так угодно, — сказал Чандра Босс, — я Сулейман, агент фирмы «герр Мюллер и К 0»... Адрес нашей конторы — город Дюшамбе... закупаем кишки... вывозим в Германию...
— Прекрасно, — Алаярбек Даниарбек совсем оправился, — кишки не стреляют... ха-ха-ха, — и так как собеседник даже не улыбнулся, он продолжал: — И что же скажет господин верховный командующий, узнав, что агент, скупающий кишки, торгует, так сказать... этими... как вы изволили назвать... ну теми самыми...
У Алаярбека Даниарбека не поворачивался язык произнести слово «пулемёт», а тем временем мозг его сверлила мысль; «А я ведь тебя знаю очень хорошо знаю, но откуда?»
— На Востоке хорошо говорят: слишком осторожный купец не увидит ни пользы ни убытка. Не хотите покупать — дело ваше. Что же касается господина Энвера, какое дело ему до нашей беседы. Слова — пар. Дунул — и нет его. Но,— прибавил Чандра Босс с издевкой, — уж поскольку я вложил шею повиновения в ярмо приказания и продел в уши кольцо рабства, позвольте вам сообщить: торговец кишками герр Мюллер — человек деловой... Он знает, что убой скота во время войны больше, чем во время мира, а кишки до конца войны сгниют и потому он кладет двадцать два процента с выручки в кошелек зятя халифа...
— На грубое слово не сердись, на ласковое не поддавайся... Я и говорю, что скажет зять холифа, когда он узнает, что господин... э... э... Сулейман, как вы изволите именовать себя, продает английские пулемёты кое-кому, а не передаёт ему...
— Смотрите, почтеннейший,
— Был один Сулейман,— он тоже грозил мне, — задумчиво проговорил Алаярбек Даниарбек, — а ему отрезали голову. Прозывали его Баранья Нога, а вы не кабанья ли нога будете?!
Взгляд Чандра Босса сделался тяжёлым.
— Человек, который выдает себя за известного курбаши Даниара, прославленного командира бесстрашной кавказской конницы...
Сердце Алаярбека Даниарбека немедленно кувыркнулось опять в бездонную тьму. Он сразу же вспотел, представив себе, как острый кол вонзается в его внутренности, ибо своих врагов Даниар, как правило, сажал на кол. Но в минуту опасности чувства Алаярбека Даниарбека напрягались: одно воспоминание всё делалось яснее, чётче, вот-вот он схватит его, ощутит своей рукой. Но пока что он заметил в высшей степени туманно:
— Золото — из земли, лукавство — из человека.
— Золото! — понял по-своему колебания Ачаярбека Даниарбека Чандра Босс — Уплатите мне хорошую цену — и мне нет дела до того, Даниар вы или не Даниар, ангел вы или дьявол, а господину Энверу совсем необязательно знать, чем я торгую и с кем я торгую.
И вдруг Алаярбек Даниарбек вспомнил. От растерянности и смущения его не осталось и следа. Испарина сразу же высохла на лбу, а вся его маленькая приземистая фигурка напыжилась.
— Ха, всякий в воде видит что желает: земледелец — дождь, кузнец — огонь. А помните вы, господин Сулейман, толпу бухарцев у подножья Башни смерти... всенародный суд над визирами эмира.
— О чём вы это?
Теперь пришла очередь теряться Чандра Боссу, и хоть он довольно небрежно теребил кончик своего длинного жгутообразного уса, но бледность разлилась по его лицу.
— А вы помните, — продолжал торжествуя, Алаярбек Даниарбек, — под-нявшиеся к небесам вопли людей и рукоплескания, когда произносились обвинительные речи, а матери и жёны казнённых требовали смерти кровавым собакам эмира, а? А помните, как объявили предателями и изменниками шесть турецких офицеров и обезумевшая толпа побила их камнями.
При последних словах Чандра Босс вздрогнул, но постарался взять себя в руки.
— Какое мне дело до каких-то дохлых турок?! — старался говорить он небрежно. — Кто попал в воду, сухим не выберется, кто попал в могилу, живым не выйдет...
Глаза его буквально буравили лицо собеседника.
— Хорошо... — воскликнул Алаярбек Даниарбек. — Друг говорит, болея, враг — смеясь. Вспомним, что было ещё раньше. Скажите, вы не помните, господин Сулейман, площадь казарм с покосившейся грязной балаханой? В каждой худжре жили по два-три сарбаза. А под худжрами стояли лошади. А солдаты сешамбеги три дня только жили в своих худжрах, а четыре дня батрачили у вельмож и в жару и в холод. Потом раздавали жалование. Приезжал сам кушбеги, военачальники-саркарда, все в золотых и серебряных халатах. Мирза выкликал фамилии. Солдаты подходили, получали деньги. Но тут же поворачивались и шли к сутхуру, индусу-ростовщику, и отдавали свои долги, а? Не помните?