Набат
Шрифт:
— Ротозей.
Тасо в упор смотрел на секретаря.
— Вот… Товарищи! Свою безответственность не желает признать, — воскликнул Барбукаев.
Морщины разрезали лоб Тасо, губы сурово сжались.
— Тут кое-кто еще пытается защитить его! Есть предложение исключить Сандроева из рядов ВКП(б).
Сказав это, секретарь пристукнул кулаком по столу.
Ударило в затылке, как будто чем-то тяжелым, голова стала свинцовой, и Тасо подпер рукой подбородок.
Снова удар в затылок, теперь
— Зачем же спешить, не муку мелем, — проговорил заворг.
Тасо удивился, что не сразу заметил его, сидевшего в полутемном углу кабинета.
Заворг поднялся, скрестил пальцы на чуть впалой груди.
— Мы решаем судьбу коммуниста… Не понимаю…
Барбукаев поднял на него взгляд:
— Кошары сгорели! Ягнята под небом остались.
— Но Сандроев не поджигал кошары. Чабаны оставили костер…
— Садитесь! Члены бюро разберутся без вас.
— Понятно, — произнес заворг и сел.
Секретарь положил на стол руки и уперся взглядом в Сандроева.
— Вы знаете, где ваш сын?
— На фронте! — резко ответил Тасо. — Добровольцем ушел. Разве вы не слышали об этом? По-моему, вы лично пожимали ему руку.
— Нам стало известно другое.
Барбукаев зачем-то передвинул чернильницу:
— Помню, вы приходили в райком и сказали, что он пропал без вести. Так?
— Память у тебя хорошая. Если мой сын жив, то он воюет! — сказал резко Тасо, хлопнув по столу ладонью. — А к тебе я приходил как к товарищу.
Секретарь пристально рассматривал Тасо: «Долго же ты прикидывался честным человеком, а сам не смог вырастить из сына патриота. Проглядел. Разве это не предательство интересов Родины. И что, если бы все мы, коммунисты, были бы такими безответственными, как Тасо? Считай, Советская власть погибла бы… Других поучал, критиковал с пеной у рта».
— А у нас есть сведения, что Буту Сандроев бежал с фронта, — нарушил тягостное молчание Барбукаев, — и скрывается в горах.
У Тасо похолодело в груди, но растерянность скоро прошла, он поднялся со своего места и посмотрел на Барбукаева, как бы спрашивая: «Ну, а ты поверил этим сведениям?».
Встретились два взгляда: один — холодный, другой — вопрошающий.
— Он стал дезертиром.
Барбукаев шумно встал, отошел от окна, снова вернулся.
— Ах ты… — в гневе захлебнулся Тасо, сжав кулак — Клевета! Врете!
— Зачем же кричать на нас, — Барбукаев сразу повысил голос. — Это мы должны спросить, как вы, коммунист, воспитали такого сына? Он у вас трус! В первом же бою он бежал.
Расстегнул Тасо кожанку, и рука скользнула по бедру.
— Повезло тебе!
Тасо припечатал кулак к столу:
— Сидишь здесь, а там люди кровь проливают. Врагов выискиваешь не там, где надо.
— Прекратите болтовню!
Барбукаев порывисто
— Вас для чего вызвали? Вы смеете еще обвинять нас?
— Стыдно мне… — устало произнес Тасо.
Прокурор многозначительно переглянулся с председателем райисполкома.
— С этого и надо было начинать! — Барбукаев самодовольно улыбнулся. — Коммунисты проверяются в трудную минуту, а не в демагогии.
— За бывшего товарища стыдно. Столько лет я верил ему, — Тасо направился к выходу. — А тебя… Презираю тебя, — вдруг обернулся он к секретарю райкома.
— Ох, доиграешься с огнем! — с нескрываемой угрозой в голосе проговорил Барбукаев.
— Партийный билет мне вручила партия, она и возьмет, если найдет виновным в чем-нибудь.
Тасо быстро приблизился к Барбукаеву:
— Партия, а не ты. Запомни!
Застегнул Тасо кожанку: «Никогда не откажусь от сына, не верю, чтобы предал меня, отца. Отдал бы я жизнь, только бы увидеть его своими глазами». Тасо посмотрел на прокурора, председателя райисполкома. Почему они не высказались?
— Конечно, за сына вы не отвечаете, — несколько смягчился Барбукаев. — Никто не собирается вас судить за него. Мы получили письмо…
— Кто?
Тасо взялся за спинку стула.
— Написал кто?
— Пока секрет.
— Ясно! — произнес с нажимом Тасо. — Эх вы…
— Прекратите! — закричал Барбукаев.
— Вот так! — не скрывал своего торжества Тасо.
Он всегда критиковал секретаря. И это ему теперь не пройдет даром. Ничего, вот не подтвердит обком решение бюро райкома, тогда он поговорит с Барбукаевым с глазу на глаз.
— Если окажется, что мой сын воюет или сложил честно голову, тогда как? — твердо сказал Тасо.
— Как бы там ни было, а доверие вы потеряли! Вдумайтесь только. А завтра сгорит аул? Вы не поджигали. Еще бы! Но вы прозевали, может быть, диверсию! Это факт, — Барбукаев развел руками: — Судить вас надо!
Резануло Тасо по сердцу, опустил голову.
— Судите! С восемнадцатого года мне доверяли… партия, не такие, как вы!
Не видел Тасо, как прокурор пожал плечами, что-то тиха сказал председателю райисполкома.
— Поступило одно предложение об исключении, — Барбукаев постучал карандашом по столу. — Кто за это предложение?
Тасо не поднял головы.
— Одну минутку!
В углу встал заворг, прошел через весь кабинет.
— Давайте поручим персональное дело товарища Сандроева…
— Ясно! — прервал его Барбукаев, сердито посмотрел.
— С вами у меня будет отдельный разговор. Голосуют члены бюро.
Не оторвал Тасо взгляда от пола, пусть принимают решение, которое сочтут нужным. Вот так! А он не знал прежде, что заворг может возразить Барбукаеву.